Черное солнце - Ирина Арбенина

Они долго бродили, не чуя ног, как и полагается влюбленным, пока ее Эмерику вдруг не захотелось шоколада.

Его аппетитный густой запах витал над столиком кафе «Ладо», смешиваясь с пьянящим запахом весеннего парижского воздуха и бензина.

«Милый, милый, милый… Милый человек!»

Ради Эмерика она бы согласилась даже на шестиразовое принудительное питание да еще плюс питательный коктейль в промежутках между приемами пищи… Именно такой прописали недавно одной ее знакомой девочке.

Отхлебнуть шоколад она, однако, заставить себя не смогла. Ее замутило от одного только запаха густого сладкого варева.

А Эмерик с удовольствием поглощал фруктовое мороженое.

— Ты не будешь?

— Нет.

— И напрасно.

Он принялся теперь и за ее пирожное.

— Ты совсем ничего не ешь… Так нельзя!

Вокруг переливались огни, и стоял тот удивительный гул веселых, довольных жизнью голосов — шум безмятежного веселья, легкости и счастья, который бывает только в Париже и только в двенадцать ночи, весной, на Елисейских Полях.

Рядом, за столиками соседнего кафе, послышались аплодисменты, громкие веселые крики.

Они с Эмериком оглянулись.

Компания девушек устроила представление: одна из них, одетая в подвенечное платье, с длинной фатой — и на лыжах! — громко стучала лыжными палками по асфальту.

Какой-то японец, смеясь, фотографировался рядом с «невестой», а все кругом тоже смеялись и аплодировали.

— Смешная! — заметил Эмерик.

Но она даже не улыбнулась: почему-то эта ряженая невеста вдруг неприятно ее поразила.

Шутка веселых девушек показалась не смешной.

Вдруг и она станет такой же «невестой» ? Смешной и нелепой?! Как эта девушка, в фате и на лыжах, когда вокруг нет ни одной снежинки ?

Какая участь ожидает ее, Юлсу?

Она испуганно взглянула на Эмерика, рассеянно наблюдающего за импровизированным представлением.

— Ладушкин, нам предстоит грандиозная слежка! — провозгласила Светлова, засучив рукава и, как это делают домохозяйки, объявляя великую стирку или тотальную суперуборку. — Будем следить.

— И долго?

— Долго.

— Как долго?

— До упора. Пока не обнаружим хоть что-то, хоть какой-то краешек, хоть пятнышко, хоть клочок чего-то — неизвестно пока чего! — за который можно зацепиться.

— О'кей! — кивнул Ладушкин с видом знатока. — В нашем агентстве «Неверные супруги» я это отлично освоил. Тоже все так и начинается… Посмотришь на какую-нибудь.., какой-нибудь объект слежки…

Ну, ангел! Чисто ангел непорочный!

— Не чисто ангел, а чистый ангел! — поправила своего сотрудника Светлова. — Так, во всяком случае, раньше произносили это словосочетание.

— Ну, неважно.., пусть чистый ангел. Как будто без единого изъяна женщина. Носки штопает, капусту солит, блины печет, пылинки с мужа сдувает Спросишь, «где была?» — расскажет весь свой день, как вахтенный матрос, по минутам. Словно в судовом журнале записи ведет: у маникюрши была во столько-то, потом солярий во столько-то… А как сядешь на хвост этой мадам непорочной, елы-палы1 В борделе отдыхают — по сравнению с этим-то «ангелом»!

— Гоша! — Аня укоризненно посмотрела на увлекшегося описанием изнанки жизни Ладушкина. — Оставьте вы эти свои.., темы. Это уводит нас в сторону.

— Ну, так уж и уводит! — буркнул недовольно Ладушкин, остановленный «на скаку».

— Да, уводит. Поскольку мы не собираемся изобличать Тегишева в супружеской неверности, поскольку у него вообще нет жены.

— А где же она?

— Ну, это мы еще выясним. А пока… Будем следить попеременно, по очереди.

* * *

Два дня ничего не дали.

На третий «на хвосте» сидела Светлова — Тегишев выехал из города.

К загородному особняку, очевидно ему и принадлежащему, они добрались уже затемно.

К недвижимости Тегишева примыкал кусок леса. И это сыщику оказалось на руку: темнота и деревья. Иначе в этой безлюдной дачной местности Светлова просто вынуждена была бы бросить слежку — уж слишком все на виду.

А так она, оставив машину в лесочке, пешком дошла до дачи Тегишева. И увидела, что Игорь Багримович, выйдя из машины, открыл ворота, возле которых его, подпрыгивая на холоде, поджидал какой-то молодой человек. Они оживленно начали о чем-то говорить. Точнее, оживлен был молодой человек, а Тегишев, как всегда, немногословен, величественен и непроницаем. Наконец он вошел в дом, а тот, кто его встречал, юркнул за ним.

Светлова огляделась.

Собак на участке не было и забора как такового тоже. Ибо забором в России декоративное легкое ограждение, подчеркивающее красоту дома и символически обозначающее границу собственности, не считается. Несерьезно это все. Забор — это глухая, как минимум метра три в высоту непреодолимая преграда. Чтобы снаружи обитателей не видно было и не слышно.

Так же, как и затемненные стекла, эти забором были приметой нынешней России.

Любопытно, что у Игоря Багримовича такого забора не было. Вокруг его участка шло как раз именно декоративное легкое ограждение, подчеркивающее красоту дома и символически обозначающее границу собственности, однако не нарушающее общий архитектурный замысел.

* * *

Кроме луны, тегишевский дом освещал фонарь над крыльцом. Было прозрачно-холодно и звездно.

Такая погодка хороша тем, что не дает заснуть.

И все равно Светлова чуть не задремала прямо стоя, как лошадка, в темноте за деревьями.

Поэтому она вздрогнула от неожиданности, когда дверь дома с грохотом отворилась и на пороге, в прямоугольнике освещенного проема, возник мужской силуэт.

Человек пятился задом с поднятыми руками.

Это был тот самый, давешний, молодой человек, поджидавший Тегишева часом ранее у ворот.

— Прощелыга! Букашка! Гнус! — гремел с крыльца баритон хозяина.

Гость Тегишева попытался, продолжая пятиться задом, перешагнуть порог, но споткнулся.

И в это время раздался выстрел. Молодой человек с завыванием скатился с высоких ступеней в траву.

Прямо под ноги Светловой.

Однако вместо предсмертных хрипов перевернулся, словно игрушка «ванька-встанька», и довольно шустро встал на четвереньки.