Ключи к полуночи - Дин Кунц

Когда пробился первый звонок, в Киото была полночь, но в Лондоне было два часа пополудни.

Телефонистка страховой компании обладала приятным, но немного детским голосом. Она звучала слишком молодо, чтобы быть служащей.

— Чем могу помочь вам?

— Это Британско-Континентальное страхование?

Пауза. Затем:

— Да.

Джоанна сказала:

— Мне надо с кем-нибудь поговорить из вашего искового отдела.

Другая пауза, еще длиннее, чем первая. Затем:

— Вы знаете имя адвоката, с которым вы хотите поговорить?

— Нет, — сказала Джоанна, — мне все равно.

— Какого сорта претензию содержит ваше заявление?

— Страхование жизни, — сказала Джоанна.

— Минутку, пожалуйста.

Некоторое время трубка молчала, но определенный звуковой фон был все время: упорный свист, прерывистое шипение и любопытные гудки переговаривающихся компьютеров.

Наконец, человек из искового отдела вышел на связь. Он отрывисто бросал слова, как будто его голос был ножницами.

— Филлипс говорит. Чем могу быть полезен?

В качестве извинения Джоанна рассказала Филлипсу историю, которую они сочинили с Алексом, пока ждали звонка.

Ее отец был застрахован этой компанией, и после его смерти страховка была выплачена незамедлительно. Вскоре после этого она переехала в Японию, чтобы начать новую жизнь. Теперь, объясняла Джоанна, у нее возникли заморочки с японской налоговой инспекцией. Они хотят быть уверены, что капитал, с которым я начинала, мой собственный. И что-то там еще с налогами. К несчастью, я выбросила письмо, пришедшее с чеком этой страховой компании, которое могло бы подтвердить происхождение этих денег.

Джоанна говорила очень убедительно. Даже Алекс подумал так. Он постоянно кивал ей в подтверждение, что она делает все правильно.

— Так вот, мистер Филлипс, не могли бы вы, если это возможно, выслать мне копию того письма.

Филлипс спросил:

— Когда вы получили свой чек?

Джоанна назвала ему дату.

— О, — сказал Филлипс, — тогда я не могу помочь. Наши записи не идут так далеко.

— А что с ними случилось?

— Выбросили их. По закону мы обязаны хранить их только семь лет. А вообще-то удивительно, почему это до сих пор вас беспокоит. Разве в Японии нет срока давности?

— Но не в налоговых делах, — сказала Джоанна. Она ни малейшего понятия не имела, правда это или нет. — Наученная горьким опытом, теперь я век ничего не выброшу.

— Да, но все это занимает место, — сказал Филлипс.

Немного подумав, Джоанна произнесла:

— Мистер Филлипс, а вы работали в этой компании, когда оформлялось мое дело?

— Нет. Я здесь только восемь лет.

— А другие служащие в вашем отделе? Может быть, кто-нибудь из них работал десять лет назад?

— О, да. Есть несколько таких человек.

— А как вы думаете, кто-нибудь из них мог бы помнить?

— Помнить о выплате десятилетней давности? — недоверчиво спросил Филлипс. — Что-то не верится.

— Но все равно, не могли бы вы любезно поинтересоваться о моем деле?

— Вы имеете в виду сейчас, когда вы звоните из Японии?

— Нет, — ответила Джоанна, — это будет несколько дорого. Если бы вы собрали нужные сведения, когда у вас будет время, я бы оценила это. И если кто-то что-нибудь помнит, пожалуйста, напишите мне немедленно.

— Воспоминания — не официальная запись, — с сомнением произнес Филлипс. — Я не уверен, что чьи-то воспоминания принесут вам пользу.

— Но они не принесут и вреда, — сказала Джоанна.

— Ну, конечно.

— Так вы похлопочете?

— Договорились.

Джоанна дала Филлипсу адрес, куда писать, поблагодарила его и повесила трубку.

— Ну что? — спросил Алекс.

Она рассказала, что ей сказал Филлипс.

— Убедительно, — уныло сказал Алекс.

— Это ничего не доказывает.

— Точно, — сказал Алекс. — Это ничего не доказывает — так или иначе.

Двадцать минут первого ночи по времени Киото телефон зазвонил снова. Японский телефонист связался с лондонским номером, который был указан в официальном письме от Дж. Комптона Вулрича.

Женщина, ответившая на другом конце провода в Лондоне, никогда не слышала о поверенном по имени Вулрич. Она была владелицей и менеджером антикварного магазина на Дермин-стрит, и этот телефонный номер принадлежал ей уже более десяти лет. Она не знала, кому он мог принадлежать раньше, до открытия здесь магазина.

Еще одна глухая стена.

"Прогулку в лунном свете" закрыли полдвенадцатого ночи, почти час назад, и весь персонал уже ушел домой, когда Джоанна была занята переговорами с Лондоном. Музыка больше не доносилась с первого этажа, и без этого звукового сопровождения зимняя ночь казалась сверхъестественно тихой, невыносимо темной и угрожающей.

Джоанна включила стерео. Бах.

Она села на диван рядом с Алексом, продолжавшим пробираться через серо-зеленые папки досье, лист за листом.

Внезапно Алекс воскликнул: "Черт побери!" — Он достал из папки пару черно-белых снимков восемь на десять дюймов.

— Что это? — спросила Джоанна.

Алекс поднял их повыше, чтобы она смогла получше рассмотреть изображенное.

— Увеличенные снимки отпечатков больших пальцев Лизы Шелгрин. Мы получили их с ее водительских прав, а другие — с часов-радио в ее спальне. Я совсем забыл, что они здесь.

Со смешанным чувством смотрела Джоанна на эти фотографии. Либо они разрушат, либо утвердят теорию Алекса, что она — Лиза, и, наконец, решат, ждет ли их впереди долгое и, возможно, опасное тяжелое испытание.

— Веское доказательство, — кратко сказала Джоанна.

— Нам понадобится чернильная подушечка. И лист бумаги... но не слишком впитывающей: надо, чтобы отпечатки были ясными, а не смазанными, без значения. И еще нам надо увеличительное стекло.

— Бумага у меня есть, — сказала Джоанна, — чернильная подушечка тоже найдется. А вот увеличительного стекла, кажется, нет.

Алекс поднялся в порыве внезапно нахлынувшего возбуждения.

— Где мы можем купить его?

— В такой час? Нигде. По крайней мере до утра. — Джоанна заколебалась. — Подождите, дайте подумать. У меня, кажется, есть что-то вроде увеличительного стекла. Идемте.

Они вышли из гостиной и по узкой лестнице спустились вниз, в кабинет, расположенный на первом этаже.