Бюро волшебных случайностей - Татьяна Рябинина

В церкви я каждый раз чувствовала себя неуютно. Словно давило что-то. Святые, Богородица и сам Иисус Христос смотрели на меня с икон. Я так и слышала их немой вопрос: «Зачем ты пришла сюда? Из любопытства? Здесь не театр. Сюда приходят те, кто нуждаются в Боге и в его помощи. А ты? Тебе нужна только ты сама».

И это была правда. Особенно остро я сознавала ее именно в церкви. Я, Лиза Журавлева, люблю только себя. И никто другой мне не нужен. Понимать это страшно. Изменить… Возможно ли? Наверно, надо захотеть изменить себя. А я никак не могла – захотеть.

Сегодня я, сама того не желая, сказала, что только Бог может решать, кто и за кого должен отвечать. Случайно ли? А не слишком ли много случайностей на одну мою отдельно взятую голову?

Я повернулась, чтобы уйти, и встретилась взглядом со священником. Он посмотрел на меня внимательно, чуть нахмурился. Наверно, ему не понравился мой внешний вид: в брюках, без платка, накрашенная.

Сказав что-то назидательное (бабки хором пропищали: «Спаси Господи!» - видимо, это означало конец), священник направился… прямо ко мне.

- Ну, здравствуй, Лиза! – сказал он с улыбкой. – Извини за банальность, но ты совсем не изменилась.

Его звали загадочно и необычно – Елевферий, но для одноклассников он был, разумеется, Левкой по прозвищу Поп. Сын священника, Левка, по определению, был глубоко верующим – для тех времен необычайная редкость. Нам внушали, что в Бога верить даже не глупо, а стыдно. Что верят исключительно темные и отсталые. Левка раздражал учителей тем, что успешно опровергал данную аксиому, поскольку учился отлично, хотя некоторые учителя, особенно историк и биологичка, изо всех сил старались поймать его хоть на чем-то и снизить оценку.

Левка носил крест, перед уроками и перед завтраком всегда молился и крестился. Учителя тщетно пытались обратить его в атеизм. Ни в октябрята, ни в пионеры, ни, тем более, в комсомол Левку не принимали – да он и не хотел. Класса со второго его дразнить перестали. Во-первых, привыкли, а во-вторых, скучно дразнить человека, который на все подначки и подколы молчит и слегка улыбается. Скоро Левку начали уважать: он всегда готов был помочь. Все знали: если дело поручить Левке, оно будет выполнено на все сто. Он никогда не раздражался, не злился, что не помешало ему в третьем классе как следует отлупить пятиклассника Гешу, который отнимал у малышни деньги. Близких друзей у Левки не было, но отношения он поддерживал со всеми – ровные, можно сказать, приятельские.

Мы учились в восьмом классе, когда Левка однажды позвонил мне и пригласил погулять. Надо сказать, он всегда мне нравился, так, совсем немножко. Может, именно своей странностью, непохожестью на других.

Это были те дни в конце зимы, когда только-только просыпается весна. Впереди еще морозы и метели, но сегодня – все пронизано солнцем, небо - странно близкое, кажется, рукой можно коснуться, оно плавится и стекает вниз, а в носу щиплет от непонятной радости и желания раствориться в новорожденной весне.

Мы гуляли по парку, разговаривали, Левка брал меня за руку, помогая перебраться через сугроб или талый ручеек.

- Ты придешь завтра на дискотеку? – спросила я, когда мы уселись на лавочке рядом с метро.

- Ты же знаешь, я не хожу на дискотеки, - чуть виновато ответил Левка.

- Знаю. Но я думала, может, со мной?

- Извини, Лиза, - он коснулся моей руки, и я вздрогнула. – Во-первых, нельзя - Великий пост, а во-вторых, завтра вечером мне надо быть в храме. Я прислуживаю в алтаре. А ты… не хочешь пойти со мной?

- В церковь?! – очумело протянула я.

- Да. А что?

- Нет, ничего. Просто я никогда…

- Я позвоню тебе?

- Хорошо, - неожиданно для себя согласилась я.

Всю ночь я не могла уснуть. Было страшно. Казалось, что стоит мне только войти в церковь, все сразу же поймут, что я – не одна из них, что я не верю в Бога. И что мне не место среди них.

После уроков Левка ждал меня на крыльце.

- Я провожу тебя? – он взял мой портфель.

За углом топталась кучка пацанов, во главе с нашим «первым парнем на деревне» – десятиклассником Митькой Барсуковым. Барсук некогда безуспешно пытался ко мне приставать и с тех пор затаил обиду. Они покуривали в кулак, плевались и вяло матерились. До тех пор, пока не увидел нас с Левкой.

- Гляньте-ка! – заржал Барсук. – Поп и попадья. Журавлева – попадья!

А дальше он понес такое, что у меня просто уши свернулись трубочками.

- Пойдем, - я дернула Левку за рукав, но парни преградили нам путь.

Я чуть не плакала, а он… Он стоял спокойно, с обычной своей легкой полуулыбкой, и только побелевшие костяшки пальцев, сжатых в кулак, говорили о том, что ему не все равно.

И вдруг… Митька запнулся на полуслове, сплюнул, повернулся и ушел, не оборачиваясь. Подпевалы, недоумевая, бросились за ним. Левка прошептал что-то, перекрестился.

- Ну, идем? – спросил он, словно ничего не произошло.

- Как ты так можешь? – задыхаясь от злости, завопила я. – То, что они тебя оскорбляют, - ладно, ты у нас святой, смиренный, все вытерпишь. То, что меня оскорбляют, - тоже ладно, черт с ним! – Левка поморщился, но ничего не сказал. – Но то, что они Бога твоего оскорбляют, а ты молчишь… Какой же ты на фиг верующий тогда, не пойму.

- Я молился за них, - Левка пожал плечами. - Мученики за веру на крест шли. А Бог… Он поругаем не бывает.

- А я не хочу быть мученицей! – еще громче заорала я, вырывая у него свой портфель. – Не хочу, чтобы меня унижали, и при этом молчать в тряпочку и улыбаться. Я нормально жить хочу. Как все люди. И не звони мне! – добавила я через плечо на бегу.

Внешне ничего не изменилось. Левка по-прежнему приветливо здоровался со мной, как и раньше, ничем не давая понять, что обижен или разочарован. Может быть, ему наплевать, думала я, может, я и ему и не нравилась совсем? Но иногда все же ловила на себе его взгляд - грустный, недоумевающий.

После восьмого класса Левкина семья переехала в другой район, он перешел в другую школу, и больше я о нем ничего не слышала. И только иногда, очень редко, в те дни, когда в сердце зимы просыпается весна, я думала о том, что, может быть, прошла мимо двери, за которой прячется совсем другой мир…

Я вышла и села на лавочку, совершенно растерянная. Через несколько минут откуда-то с церковного двора показался Левка – в простых серых брюках и черной трикотажной рубашке с коротким рукавом. Его длинные, крупно вьющиеся светлые волосы были собраны в хвост, аккуратная бородка казалась чуть темнее волос. И глаза – пасмурно-синие, в длинных ресницах. С ума сойти! Неужели они и раньше у него такие были?!

Он сел рядом со мной, и я – с некоторой долей разочарования - отметила обручальное кольцо на пальце. Впрочем, все правильно. Священник, кажется, должен жениться еще до посвящения в сан. И не может развестись.