Крещение Новгорода. Часть 2 - Сергей Пациашвили

– Думаешь, это кто-то из богатырей? – спросил Вольга. Лицо его совершенно не изменилось в выражении. Напрасно Василий намеревался что-то по нему прочитать.

– Я не знаю, что и думать, – отвечал воевода. – Я видел убийцу, хоть не видел лица, и готов поклясться, что это не обычный человек. Он обладает чародейской силой.

– Может, в городе объявился вурдалак?

– Лошади бояться упырей, этот же разъезжал на моём коне не хуже меня. Это не упырь, это чародей. Скажи, много ли в Новгороде сейчас чародеев?

– Достаточно, – отвечал Святослав, не отрывая свой взгляд от горящего очага, – но в основном это волхвы, они не занимаются чёрными чарами. На это способны лишь те, кто знакомы и с тёмными чарами, а таких здесь немного, каждого я знаю лично и за каждого готов поручиться.

– А много ли в Новгороде оборотней? – сужал круг подозреваемых Василий. Теперь Вольга повернул голову и взглянул на друга, но в следующий миг снова отвернулся к очагу и продолжил:

– Оборотни убивают упырей, они не приносят в жертву людей.

– Но в образе зверя они частично теряют разум, – настаивал на своём Василий, – и могут причинить вред простым людям.

– Поэтому в городе оборотни никогда не принимают облик зверя, – с некоторым раздражением говорил Вольга. Желваки напряглись, и было понятно, что он нервничает.

– Все чародеи клана Серого Волка, включая меня, прекрасно знаем, какие опасности таит в себе наша сила. Даже с колдунами я сражался в образе человека. Но если ты, Вася, подозреваешь кого-то конкретно, то лучше скажи.

– Пока нет, – солгал Василий, – но не сомневайся, друг, я найду эту собаку и лично отсеку ему голову, кем бы они ни был. В убийстве беспомощных женщин нет никакой чести.

– Оставь это дело мне, Вася. Тут замешаны не человеческие силы. Логику их действий не постичь простому человеку. Скоро день Коляды, думаю, убийца себя на нём проявит.

– Что ж, я буду смотреть в оба, посмотрим, кто первый его схватит.

Ночь в конце декабря, с 22-е на 23-е число, как известно, является самой длинной ночью в году. В этот день свет почти умирает, солнце почти полностью покидает этот мир. Но уже 25-го числа ночь чуть-чуть короче, и с этого дня день начинает прибавлять. В этот день в Новгороде праздновали день бога Коляды, владыки-солнца, возрождающегося ото сна. Полное его пробуждение будут праздновать весной, на масленицу, когда день и ночь сравняются, ознаменовав собой начало трудового сезона. У этого бога было много имён, его называли Колевалой, называли Коловратом. Коло, значит, круглый. В детской сказке был ещё известен как Колобок, сын Даждьбога и Макоши, сбежавший из дома и съеденный Велесом в образе лисы. Чем дальше Колобок уходит от дома, тем темнее становится на земле. Велес пытается съесть его в образе зайца, волка, медведя, и 22-го декабря в образе лисы окончательно съедает его. Но затем, 25-го числа Даждьбог распорол брюхо лисе и выпустил Колобка на волю. Чем ближе он подходил к дому, тем больше света наступало на земле, тем длиннее был день. Велеса боги наказали за его проступок, поставили на реке Смородине, охранять границу между миром живых и миром мёртвых. Но и отсюда шаловливый бог каждый год умудрялся повторить свою проделку, и каждый год за это ему продляли наказание ещё на год. Однако трое суток в году Велес был свободен, и в эти трое суток, согласно поверью, граница между мирами не охранялась, и мёртвые могли покинуть навь и разгуливали по миру живых. В Людином конце праздновать начали ещё днём 22-го числа. Молодёжь нарядилась в самые причудливые и страшные маски, изображая собой вырвавшихся с того света мертвецов. Садко, нацепив маску клыкастой лисы, сам возглавлял теперь это шествие нечисти, играя на гуслях и распевая свои песни:

Славный Велес, возродись, в наш мир воротись,

Славный Велес, ты лисой обернись.

Коляду проглоти, не подавись,

И в лесу густом от богов схоронись.

Были песни и не такие приличные. Слова иной раз лились бранные, режущие слух. Народ был пьяный, и к кому в избу ломилось шествие в масках, тот обязательно им наливал вина или мёду. С иных брали монет или еды, и порой, если случайный прохожий попадался им на пути, хватали его, увлекая с собой, и не отпускали, пока он не напивался вина. А уже двадцать пятого числа вся эта компания разошлась окончательно. В этот день на торжище праздновался день рождения Христа. Отец Иоаким читал проповедь, когда заявилась компания шутов. Рукава на шубах свисали, как на шутовских рубахах, на головах колпаки вместо шапок, на лицах маски. Садко и вовсе появился переодетым в женщину. Нарумянил себе щёки, сделал огромную грудь под длинное платье и меховой тулуп, даже приделал к голове русую косу. Мужики в масках всё норовили схватить его за грудь или задрать юбку, но Садко с визгом лупил их огромной метлой. Некоторые от такого удара падали на снег и уползали. Василий Буслаев тоже отличился, он пришёл в медвежьей шкуре, той самой, в которой сражался на мосту один против сотни. Поверх шапки была надета клыкастая медвежья пасть, а в руке огромный батон, по форме похожий на палицу. Этим батоном Василий бил по спине всех шутов, что встречались у него на пути. Досталось и Садку.

– Женщину обижаешь, изверг, – прокричал тот вслед воеводе и дал кому-то метлой прямо по затылку. Как оказалось, это был Хома Горбатый. В ответ он слепил большой снежок и швырнул его прямо в лицо обидчику. В ответ в Хому полетело сразу несколько снежков. Вскоре обкидываться снежками принялись уже все маски. Был на торжище и Костя Новоторжанин, который изо всех сил сдерживал себя, чтобы не рассмеяться над друзьями. Вольга в свой черёд был серьёзен, и было даже не ясно, какой из двух праздников он пришёл отмечать. Вместе с ним стоял волхв Родим и некоторые другие волхвы, которые теперь обитали в посёлке Старая Руса. Были и оборотни из клана Серого Волка, и несколько волшебников из какого-то клана Чёрной Лошади. Всех их пригласил Святослав Вольга и радушно принял у себя. Городское ополчение хотело было разогнать масок, но, увидев среди них Василия Буслаева, передумало. Ополченцев теперь возглавлял скандинав Магнус – старый друг Сигурда. Видимо, викингам Добрыня теперь доверял больше, чем славянам. Василий веселился вместе с остальными, но при этом не забывал время от времени поглядывать на друга Вольгу. Чем могущественнее становились названные братья Василия, тем больше они себе позволяли. Воеводе было известно, что волхвы хотели, чтобы Святослав стал старшиной богатырской дружины, а, возможно, и воеводой. Вероятно, он и сам этого хотел и в тайне ещё мечтал добиться этого места. Однажды клан Серого Волка присягнул на верность колдунам, а затем предал их. Не могли ли оборотни опять совершить предательство и вернуться в конце концов к колдунам? Ведь во время крещения Вольга был на их стороне, и только потом ловко переменил сторону в последний момент. Василий, как мог, гнал от себя эти мысли, ведь Святослав спас ему жизнь. И всё же, мысль о предательстве, прогоняемая в дверь, лезла через окно в голову к воеводе. Однако даже предательство не объясняло тех мерзких убийств. Здесь был что-то личное. У Вольги не было женщины, и вообще, похоже, он не очень их любил. Возможно, это передалось ему от отца Бориса, который страшно ревновал его мать – женщину большой красоты, да к тому же ещё и чародейку. Василий вспоминал, как однажды Святослав пошёл против него, как они встретились на Волховом мосту. «Дурак наивный» – раздавался в голове голос покойного Олега, – «Мы надували тебя за спиной, как малое дитя». Слова эти и сейчас злили Василия, и он всё больше проникался подозрениями.