Катары - Роже Каратини
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Великодушное заступничество арагонского короля быстро пресекли. Прелаты, участвовавшие в Лаворском соборе, ответили ему со всей елейностью, на какую были способны, в длинном письме (приведенном Пьером де Во-де-Серне в «Альбигойской истории»), что больше ничем ему помочь не могут[96]; письмо начинается с нижеследующего вежливого отказа:
«Прославленному и возлюбленному во Христе Педро, милостью Божией королю Арагонскому и графу Барселонскому, Лаворский собор с поклоном и искренней любовью во Господе.
Мы ознакомились с просьбами и ходатайствами, с которыми ваша королевская светлость обращается к нам, заступаясь за графа Тулузского (и его сына), графов Фуа и Комменжа и благородного господина Гастона Беарнского. В этих письмах, среди прочего, вы называете себя верным сыном Церкви. [...]
Мы полагаем своим долгом на ваши просьбы и ходатайство в пользу графа Тулузского и его сына ответить вашей королевской светлости: Высшею властью мы отрешены от дела графа де Монфора и его сына, ибо граф Тулузский добился от его святейшества папы, чтобы его дело было поручено нашему достопочтенному брату епископу Риеса и мэтру Тедизу[97] на определенных условиях. [...]»
Так о чем же шла речь и почему прелаты, когда их приперли к стенке, тотчас отступили?
Письмо арагонского короля участникам собора не содержало никаких новых аргументов: уже не первый месяц его посланцы старались убедить папу в том, что катарская ересь на окситанской земле если и не искоренена, то, по крайней мере, побеждена и что теперь Симон де Монфор использует в личных целях, желая увеличить свои владения, те полномочия, которые были выданы ему лишь для того, чтобы строго блюсти интересы Церкви. Тем не менее если до тех пор Педро II защищал своих «трех графов» лишь пером, теперь, столкнувшись с угрозой, нависшей по вине Монфора над его вассалами-католиками, чьи владения не были заражены катарской ересью и не укрывали ни одного еретика, король Арагонский поставил заседавших на соборе епископов перед дилеммой, которую ни один из них не был в состоянии разрешить. В самом деле, он, не говоря об этом в открытую, предлагал им выбор между двумя стратегиями: либо наказать трех графов, как того требовали Монфор и папа, и рисковать тем, что король Арагонский позволит Альмохадам вторгнуться в Прованс и в Лангедок, либо отпустить им грехи, рискуя тем, что катарская ересь вновь распространится в их владениях и мерзкий крестовый поход будет продолжен.
С этого времени собор, устрашенный последствиями решения, принять которое требовал от них Педро И, укрылся за верховной властью папы, тогда как арагонский король пугал мощью своей армии — в ней было, по словам автора «Альбигойской истории», пятьдесят тысяч человек, — с которой грозился двинуться на Тулузу, куда, впрочем, и вступил победоносно несколько дней спустя.
* * *
Читая документы, которыми мы располагаем (в частности, постановления соборов в Безье и Нарбонне и изданный в 1590 году «Краткий обзор истории войны против альбигойских еретиков»), трудно определить причины и мотивировки возобновления битвы против еретиков. Здесь нам придется положиться на пристрастное и благоприятное для крестоносцев свидетельство Пьера де Во-де-Серне, даже если приходится подчеркивать в нем спорные моменты.
По словам этого летописца, арагонский король нимало не раскаивался; напротив того, он объявил, что берет под свою защиту не только троих графов и Гастона Беарнского, но также и всех тех рыцарей из тулузских и карсассонских земель, кто был из-за ереси лишен своих владений, всех без исключения горожан Тулузы и сам город Тулузу, несмотря на то что в качестве города она принадлежала королю Франции Филиппу Августу, равно как и все земли, которые к ней относились. Эти заявления никоим образом не были фанфаронством, хотя и звучали несколько парадоксально: христианнейший король Арагонский становился, таким образом, — по крайней мере, в глазах общественного мнения, — главным покровителем катарской ереси — ереси, до которой никому в действительности теперь уже не было дела, даже Монфору, чья «священная война» превратилась попросту в хапанье без разбору, попытку с благословения кучки жадных или тщеславных прелатов захватить земли, принадлежавшие заподозренным в ереси сеньорам.
И все же отыскались несколько разумных священнослужителей, которые смогли это осознать. Епископы, которые присутствовали на Лаворском соборе и были скорее свидетелями, чем участниками событий, разворачивавшихся между Гаронной и Пиренеями, обратились к его святейшеству папе Иннокентию III с письмом, где описали безвыходное положение, в котором оказался Лангедок. Вот наиболее существенные отрывки из этого письма, приведенные Пьером де Во-де-Серне:
Письмо, с которым прелаты обратились к папе перед тем, как покинуть Лавор
«Нашего святейшего отца во Христе и блаженного Иннокентия, милостью Божией римского папу, его смиренные и преданные служители архиепископы, епископы и прочие прелаты, съехавшиеся на Лаворский собор ради деда святой веры, приветствуют с любовью и пожеланиями долгой жизни.
[...]
В наших краях еретическая зараза была посеяна в стародавние времена, а в наши дни распространилась так сильно, что христианское богослужение подвергается здесь посрамлению и насмешке. Еретики и наемники поочередно нападают на духовенство и на церковное имущество, а народ, как и его предводитель, предавшийся нечестивым чувствам, уклонился с пути истинной веры.
Благодаря святым крестоносным войскам, кои вы так мудро направили сюда для того, чтобы истребить эту мерзкую заразу, благодаря их благочестивому предводителю, неустрашимому поборнику Христа и непобедимому воину в боях во имя Господне, Церковь, уже пришедшая в плачевный упадок, начала приподнимать голову. И теперь, когда всякого рода препятствия и заблуждения большей частью устранены, этот край, который так долго угнетали ярые приверженцы ложного учения, возвращается достойным похвалы образом к истинной вере.
Однако еще существуют очаги этой заразы: Тулуза и некоторые другие города, где, подобно нечистотам, сброшенным в клоаку, собрались последние остатки ереси. Главарь еретиков, граф Тулузский, который с давних времен, о чем мы часто вам говорили, был пособником и защитником еретиков, использует оставшиеся у него войска для того, чтобы сражаться против Церкви и помогать, чем может, «верным» против врагов их веры. С тех пор как он вернулся от Вашего Святейшества, имея при себе буллы, в которых вы проявили к нему снисходительность, далеко превосходящую то, чего он заслуживает, несомненным стало, что демон вселился в его сердце. [...] Он собрал войска для того, чтобы бороться с самою Церковью [...], он встал на сторону всех тех, кого признает вашими врагами и врагами Церкви Божией. [...] Что же до еретиков и наемников, которых он много раз обещал оставить, он с еще большим усердием расточает им свои милости и приближает их к своей особе. [...] Против Божия войска он призвал Савари де Молеона, сенешаля английской армии, и с ним имел дерзость начать осаду Кастельнодари, где находился Монфор, этот поборник Христа. [...] Он послал гонцов к королю Марокко попросить его о помощи, дабы разорить не только нашу страну, но весь христианский мир. [...] Все эти злодейства не только не утолили его ярости, но он еще сильнее разошелся; что ни день, он делается хуже, чем был накануне, он причиняет Церкви Божией все то зло, какое способен причинить, когда лично, когда через своего сына, когда через своих сообщников, графов Фуа и Комменжа, а также Гастона Беарнского, людей развращенных и погрязших в пороках; недавно они обратились к королю Арагонскому, с чьей помощью, должно быть, намереваются злоупотребить вашим милосердием и нанести ущерб Церкви: они позвали его в Тулузу, чтобы вступить в переговоры с нами, по распоряжению вашего легата и ваших посланцев собравшимися в Лаворе. То, что он высказал нам и что мы сочли правильным ему ответить, вы полностью узнаете из посланных вам копий, скрепленных печатью». [Письмо заканчивается длинным параграфом, в котором прелаты заклинают папу «подрубить корень дерева ереси, навсегда его уничтожив».]