Романов. Том 3 - Владимир Кощеев

Я вежливо наклонил голову.

— Судя по обстоятельствам нашего знакомства, мне очень повезло, что я попал именно в ваши руки, Константин Владимирович.

Тот кивнул и взглянул на показания мониторов.

— Чтобы между нами не было недопонимания, скажу сразу, княжич, — произнес Ерофеев. — Я проводил операцию по внедрению оплодотворенной яйцеклетки государыни. Можно сказать, я в некоторой степени причастен к вашему рождению.

Выдержав короткую паузу, я ответил ему:

— Ничего об этом не знаю, Константин Владимирович, я — Романов.

— Ну, разумеется, — улыбнулся целитель царя. — Но главное — вы совершенно здоровы и можете возвращаться домой. Ваш отец уже ждет вас в личных покоях государя. Каких-либо последствий можете не опасаться, мой дар — особенный, как вы наверняка уже успели заметить.

— Манипулируете временем, — кивнул я, припомнив свои мысли при нашей прошлой встрече.

— В очень ограниченном пространстве, — улыбнулся тот. — Впрочем, вы ведь тоже не так просты, как кажетесь. Что ж, не буду вас задерживать, — он указал рукой мне за голову. — Одежда ждет вас, дверь открыта. Можете выходить, как только будете готовы. Снаружи дежурит гвардия, она проводит вас куда нужно.

Я поблагодарил его кивком, стягивая простынь со своих ног. Ерофеев же дошел до выхода и обернулся, прежде чем покинуть палату.

— Как целитель я бы рекомендовал вам, Дмитрий Алексеевич, воздержаться от подобного напряжения. Но вы молоды, горячи, вам наверняка хочется приключений, и вы не последуете моему совету.

Я улыбнулся в ответ, и целитель оставил меня одного.

Быстро осмотрев одежду, я убедился, что она действительно моя. Даже часы с телефоном привезли. Облачившись в костюм, я машинально поправил воротник рубашки и направился на выход.

Пара воинов с винтовками наготове встретила меня кивками.

— За нами, княжич Романов.

— Ведите, господа, — ответил я и пошел вслед за личной дружиной государя Русского царства.

Мы миновали один короткий коридор, в котором я заметил несколько таких же палат, только пустующих и с погашенным светом. Затем свернули какими-то наверняка секретными тоннелями. Гвардеец впереди толкнул глухую стену, и мы вышли в царские покои.

Горел камин, в воздухе пахло табаком и крепким алкоголем. У огня стояло три кресла, и все были заняты. При моем появлении отец поднялся со своего — бледный, взъерошенный. Не глядя ткнув окурком в пепельницу и промахнувшись, князь Романов подошел ко мне и порывисто обнял.

На этом фоне отсутствие какой-либо реакции со стороны моих биологических родителей выглядело настолько контрастно, что я даже усомнился, а не обманули ли меня, подделав родство?

— Дмитрий, присядь, — велел Михаил II, указывая мне на освобожденное отцом кресло. — Алексей, выйди.

— Мы не об этом договаривались, — качнул головой тот.

— Леша, выйди, нам нужно поговорить наедине, — поддержала супруга царица, глядя на брата из-под чуть нахмуренных бровей.

Князь Романов вдохнул, его ноздри раздулись от гнева, и я видел, что он в шаге от того, чтобы взорваться, несмотря ни на какое самообладание. А если он сейчас взорвется, моя настоящая семья обязательно пострадает, и государыня не спасет, сама постарается приструнить брата.

В любовь царицы к своему прошлому роду я уже не верил ни на грош.

Взяв князя за локоть, я чуть сжал пальцы.

— Все в порядке, отец, — заверил я. — Я скоро вернусь.

Он взглянул на меня, выдохнул, и в ту же секунду вновь предстал таким, каким я привык его видеть. Собранным и невозмутимым.

— Я жду, Дмитрий, — кивнул он и в сопровождении гвардейцев покинул покои.

Я несколько секунд смотрел на закрывшуюся за ним дверь, после чего обернулся к царю и царице.

— Ну, здравствуйте, папа и мама, — с ухмылкой произнес я. — Давно не виделись. Полагаю, пора поговорить?

— Теперь, — подчеркнул интонацией Михаил II, кивая мне на кресло, — действительно пора.

Опустившись на мягкое сидение, я ткнул непотушенный окурок отцовской сигареты в пепельницу. От запаха сгоревшего табака свербело в носу.

— Во-первых, я благодарен тебе за твое участие, Дмитрий, — заговорил государь. — Благодаря твоим действиям у нас появился серьезный рычаг влияния.

Я промолчал, ожидая «во-вторых». Однако царица приподняла ладонь с подлокотника, прерывая мужа.

— Предлагаю для начала все окончательно прояснить, — сказала она негромко.

Царь величественно кивнул, дозволяя ей взять беседу в свои руки, и государыня мягко улыбнулась, повернувшись ко мне.

— Дмитрий, я очень рада, что ты вырос таким, — произнесла она. — Я прекрасно представляю, через что тебе пришлось пройти за эти годы. Второй сын, не наследный княжич…

Она сделала паузу, давая мне сказать что-нибудь в ответ.

Я едва удержался от того, чтобы приподнять бровь. Это какая-то провокация?

— Не знаю, о чем вы, государыня, — чуть склонив голову, произнес я. — У меня было все, о чем я только мог мечтать. Прекрасная семья, брат с сестрой, мы не голодали, у нас были возможности, каких не может себе позволить большинство жителей Русского царства. Так что я вырос в хорошей семье, так как меня хорошо воспитывали. А что касается Сергея, то я сам выбрал отказаться от намерения претендовать на главенство рода.

Ее каменное лицо дрогнуло.

— Вот как, значит, Измайлова была права, и ты совершенно не амбициозен? — уточнила она.

— Мои амбиции никак не связаны с получением головной боли, которую неизбежно навлечет главенство. Нет, управлять княжеством — это не для меня. Есть более достойные этого люди.

Государыня кивнула, принимая мой ответ.

— И ты не намерен заявлять о своих правах на престол по той же причине? — уточнила царица.

— Разумеется. Если княжество — это уже слишком много для меня, то о государстве и речи быть не может. Тем более разве может управление людьми быть интереснее познания тайн мироздания? — спросил я.

Михаил II смотрел на супругу с довольной улыбкой.

— Что я тебе говорил? — спросил царь. — Царства ему мало. Мы всего лишь винтики, которые Дмитрий вынужден крутить, чтобы приблизиться к своей цели.

Государыня бросила на меня короткий взгляд, который я не мог трактовать иначе как недоверие. Что ж, если окажется, что это ее инициатива — провести меня через ад — я не удивлюсь.

— И если мы уничтожим все доказательства нашего родства, ты не будешь возражать? — спросила моя биологическая мать.

— У меня будет только одна просьба, — ответил я.