Каждые сто лет. Роман с дневником - Анна Матвеева

Ксане и её брату Димке с детства внушали, что от стараний человека в его жизни зависит многое, если не всё. Не только в семье так считали, но и в школе, в университете, в газетах, на радио – по всей стране… Будь честным, старательным, трудись – и добьёшься всего, чего желаешь. Никто не предупреждал – в семье, школе, университете, на радио и по всей стране, – что усердные люди совсем не обязательно выкуют себе счастье на этой наковальне. Жизнь, как говорила мама впоследствии, любого достанет, каждому доведётся пролить много слёз, весь вопрос только в том, когда это произойдёт: в детстве, юности, зрелости или старости. И от твоих собственных стараний зависит не так уж и много. Другое дело, что привычка к труду избавляет от многих испытаний: когда у тебя есть дело, ты сколько-то защищён от печалей.

В поезде Ксана всего лишь пожала плечами, ответив таким образом Максу Фришу. Людо, как любой мужчина, записал этот жест на свой счёт:

– И что ты этим хочешь сказать? Ксенья, не делай вид, что читаешь, ты ни одной страницы не перевернула, а мы уже на границе.

Тогда ещё надо было проходить границу в Базеле. Дорожные хлопоты на время как будто бы примирили их с Людо, но в Цюрихе начавшая утихать ссора разгорелась по новой. Людо в конце концов замолчал и даже усиками не дёргал. Ксана заставляла себя разглядывать мемориальные доски, фотографировала опрятных лебедей-попрошаек, считала часы в витринах – и часы, оставшиеся до обратного поезда в Париж. Цюрих был не виноват в том, что она невзлюбила его с первой минуты, этот город просто попался под руку, но, хотя столько лет уже прошло с той поездки, Ксана по-прежнему избегает новых встреч с ним. И с Людо, который по сей день пишет ей, особенно если выпьет за ужином не один бокал, а целых три: «Я ведь жениться на тебе хотел. Я бы увёз тебя из России, если бы ты вела себя как нормальный человек». Я, я, я. Типичный moi-je – так французы называют любителей поговорить о себе. О России он только и знал, что граждане этой страны мечтают главным образом о том, чтобы стать гражданами другой страны, например Франции. В Париж она тогда вернулась измотанной, злой, как будто не в Швейцарию ездила, а оттрубила подряд две смены на урановом руднике. «Как вы отдохнули?» – спросила консьержка, и Ксана честно сказала: «Отдохнули хорошо, вот только устали очень». – «О-ля-ля!» – «Не надо ля-ля, и так тошно».

Людо съехал с квартиры через неделю, а Ксана вернула хозяину ключ и улетела в Екатеринбург.

– Ты как чувствуешь, что здесь неладно, – ахнула мама, встретив её на пороге ранним утром. – Эта пьёт с утра до ночи, ребёнок у нас, Димка целыми днями работает, я его не видела почти столько же, сколько тебя.

Обнялись. С годами мама стала ласковее, хотя прикосновений – даже близких людей – по-прежнему не любила. Но как-то научилась с ними мириться, правда, всякий раз вздрагивала, если до неё дотрагивались. Заспанный Андрюша вышел в коридор, пижамные штаны у него были мокрыми.

– Бабушка, ну вот, я опять не сдержался. О, Сана! Привезла ножик с крестиком?

Пока меняли Андрюше постель и разбирали чемодан, рассвело. Был красивый октябрьский денёк, в квартире пахло яблоками – сорт «мельба», сказала мама. Кто-то из коллег угостил. Яблоки лежали на полу, на расстеленных газетах, целое плодовое войско, с которым надо что-то делать. Тонкий свежий аромат заполнял квартиру, как музыка.

Тот год был яблочным – дома чуть ли не каждый день появлялся новый пакет. Жёлтые, красные, шафрановые, кислые, сладкие, душистые. Ешьте скорее, они не хранятся. В варенье можно добавить черноплодную рябину, а в шарлотку – грецкие орехи и корицу. Спасибо, что помогаете справиться с урожаем! Когда вечером в дверь позвонили, Ксана была почти уверена, что это «приехали» очередные яблоки. Открыла дверь с благодарной улыбкой – и увидела Иру Тараканову. Маленькую, тощую, суровую.

– Приехала, значит, – сказала Княжна, деловито отстраняя Ксану и проходя в квартиру. – А Димка у вас?

Мама выбежала из кухни, за ней Андрюша:

– Мамочка!

Он с разбега обнял Княжну, и та, поморщившись от боли, сдержанно погладила мальчика по голове. После чего попыталась высвободиться из его объятий, но это было нелегко. Андрюша всегда был крупным мальчиком и тогда, в свои десять лет, уже перерос Иру.

– Не пущу, не пущу свою любимую мамочку! – приговаривал он, зарываясь лицом в её волосы.

– Прекрати немедленно, – рявкнула Ира. Она была абсолютно трезвая и, как всегда в такие моменты, злая. – Не до тебя, блин! Тётя Вера, вы не знаете, где Димка?

Мама села на табуретку в прихожей – это была особая табуретка, с секретом. Её сиденье приподнималось, и в ящике под ним хранились разные сапожные щётки и прочее.

– Я думала, он дома.

– Там никого нет. На звонки не отвечает со вчерашнего дня. А я гостила у Светки в Каменске, вот только вернулась. И ключи потеряла… случайно.

– Может, он с друзьями где-то? – подала голос Ксана, но её не удостоили даже поворотом головы – ни мама, ни Ира. Вечные враги, свекровь и невестка вдруг стали единомышленницами, а Ксана – «она у нас вечно по загранкам шляется» – оказалась лишней. Ненужной, как подгнившее яблоко. Разве что Андрюша вдруг сел рядом и засопел, склонив голову ей на плечо.

– У вас же был запасной комплект?

Мама вскочила с табуретки, та опрокинулась, на пол посыпались щётки, круглые банки с сапожным кремом, бархотки… Ксана с Андрюшей бросилась собирать обувное хозяйство и складывать на место. Мама искала ключи в жестяной коробке из-под печенья, когда-то привезённого Ксаной из Парижа. Нашла. Руки её дрожали.

– Вот, держи. Сразу же позвони, когда доберёшься. Или нет. Я сама с тобой пойду!

Княжне эта затея не понравилась. Она тяжело вздохнула и впервые за несколько лет посмотрела Ксане в глаза:

– Давай лучше ты.

Дорога до Цыганского посёлка, где Димка с Княжной выстроили дом, шла мимо родового гнезда Таракановых. Жёлтая девятиэтажка почти не изменилась, только советский призыв быть внимательным на улице исчез. В молчании свернули на Шаумяна, где-то залаяла собака. Добротный кирпичный особняк, высокий забор. Ира вытащила из кармана связку ключей.

– У вас вроде собака была? – спросила Ксана.

– Рэй-то? Подох ещё летом.

Прошли через маленький сад, унылый и заброшенный. На бывших клумбах торчали какие-то чахлые стебли. Прямо у крыльца красовалась гора пустых бутылок. Лестница усыпана окурками.

Когда открыли дверь, Ира крикнула:

– Димка, ну ты где, блин?

Отозвался только телевизор, включённый на полную громкость. Диктор встревоженно рассказывал о событиях в мире.

Дальнейшее вспоминается урывками. Выключались то зрение, то слух.

Охотничье ружьё, с которым брат ни разу так и не сходил на охоту.

Его невидящие, но какие-то изумлённые глаза.

Крик Княжны.