Каждые сто лет. Роман с дневником - Анна Матвеева

– Давайте я здесь выйду, – сказала она, когда машина поравнялась с площадью Бель-Эйр.

– С ума сошли? – возмутилась Наташа (ну вот опять!). – Это же Флон, опасный район. Здесь одни наркоманы по вечерам ходят.

– Наркоманов я не боюсь. Пусть они меня боятся.

Принимающая сторона вспомнила, что она европейская, и не стала спорить, но с явным неудовольствием притормозила за троллейбусной остановкой «Площадь Шодрон». Опасный Флон уже проехали.

– Если электричества всё ещё нет, звоните. Завтра буду у вас в восемь – отвезём Борю на диагностику, а днём у нас Петербург. Очень капризный, предупреждаю сразу.

Ксана помахала Наташе рукой и пошла будто бы вперёд, по направлению к дому, но как только машина скрылась из виду, развернулась. Она наслаждалась одиночеством – приятное чувство, которое очень скоро пройдёт, как и бывает обычно с приятными чувствами.

Сто лет назад по этой же рю дю Гран-понт шагала Ксеничка Лёвшина; как странно, что их судьбы снова совпали, слились в одну, как сливаются улицы, временно превращаясь в единый проспект, а после снова разбегаются, каждая по своим делам. Улицы Лозанны были как те нитки мулине из детства, – непонятно, откуда какая берёт начало и где решит затянуться в узел-тупичок. Ксана помнила город по своим прошлым поездкам: собор, саркофаг Екатерины Орловой, набережная Уши и та дивная аптека, где покупателям дают бесплатные пробники зубной пасты, шампуней и глазных капель. При первой же возможности надо зайти в эту аптеку и купить что-нибудь дешёвое – пластырь или леденцы. А потом можно будет с условно чистой совестью копаться в коробке с надписью Servez-vous[6] и набивать сумку подарками, стараясь не думать о том, как это выглядит со стороны. Зубная паста в Швейцарии просто отличная, как и шампунь, и капли.

Она перешла на другую сторону улицы и столкнулась с мужчиной, до глаз заросшим чёрной бородой. Казалось, он надел маску, как налётчик. Вздрогнула, но бородач тут же улыбнулся ей приветливо. Ксана, смутившись, сделала вид, что спешит в сувенирный магазинчик – в витрине сверкали ножи Victorinox и коровьи бубенцы с медицинским швейцарским флагом.

Когда-то давно Андрюша просил купить ему швейцарский ножик, но она побоялась: это было и вправду опасно – дарить такому ребёнку нож. А он каждый раз, когда Ксана возвращалась из Швейцарии, бежал проверять чемодан. Серебристой коробочки, невесомой на вид и приятно тяжёлой в руках, там не было, Ксана сочиняла на ходу истории: что нож отобрали в аэропорту, потому что его нельзя провозить в ручной клади, или что у неё закончились деньги, хватило только на шоколад – вот, это тебе… Андрюша разрывал обёртку шоколадки, отламывал дольку и равнодушно жевал. Сейчас он жуёт неравнодушно – еда интересует его в первую очередь. Еда, сон и компьютер. О перочинном швейцарском ноже с крестовой отвёрткой, пинцетом, скальпелем, шилом, кернером и даже зубочисткой они много лет не вспоминали. И вот теперь этот ножик и его собратья лежат перед Ксаной во всём своём зубастом совершенстве, не только красные, но и чёрные, и синие, и «камуфляжные»… Уставшая за день, но всё ещё любезная продавщица с татуировкой на шее спросила, чем она может помочь, и Ксана, вдруг поддавшись минутному чувству, сказала:

– Мне нужен подарок для мальчика.

Дальше был долгий увлечённый диалог. Бессовестная Ксана, не собиравшаяся ничего покупать в этой лавке (да и не было у неё лишних шестнадцати франков), рассказывала продавщице, что мальчик мечтает о синем ноже, но лично ей кажется, что красный лучше – ведь это классика. Продавщица со всей серьёзностью возражала, что синий ничем не хуже, вот только у него прозрачный корпус – уверена ли она, что мальчику это понравится? Сколько ему, кстати, лет?

– Пятнадцать, – соврала Ксана. В апреле Андрюше исполнилось двадцать восемь.

Продавщица доставала один нож за другим, демонстрировала возможности каждого – с открытыми лезвиями «викториноксы» походили на странных ощетинившихся тварей. Женщина-продавец и женщина-покупатель (как бы!) обсуждали, впрочем, не столько функции ножиков, сколько их внешний вид. Может быть, мальчику понравится «камуфляжный» корпус? Ах, он пацифист? Да, конечно, сейчас среди подростков это не редкость. Какой у вас, кстати, интересный акцент – вы француженка? Да, я живу в Париже. О, я обожаю Париж! Ну что вы, он сейчас так испортился.

Вдохновенное враньё, как всегда, успокаивало, Ксана сама начинала верить в то, что живёт в Париже и у неё есть сын Андре пятнадцати лет, совершенно нормальный мальчик, которому нужно привезти в подарок швейцарский нож (желательно синий). Наконец продавщица сказала, что нового синего ножа у неё нет, она может достать с витрины, конечно, но не уверена, что отыщет нужную коробочку… Ксана, обрадовавшись, что покупать ничего не придётся, замахала руками: не беспокойтесь, я зайду завтра, я и так вас задержала. Да, мы закрываемся, но завтра непременно приходите, я прослежу за тем, чтобы синий нож был в наличии. А я спрошу своего мальчика, может, он согласится на красный? Приятного вечера. И вам того же, до скорого!

Ксана свернула на «свою» авеню и пошла к дому почти что в полной темноте. Слева был парк, мельком заметила ещё вчера вечером. Даже не парк – сквер. Два ряда деревьев, скамейки, скульптура, изображающая коня без всякого намёка на всадника, и матовый свет озера, спокойно лежавшего внизу. Хорошо бы зайти в этот сквер, с удовольствием выкурить вечернюю сигарету (при клиентах Ксана не курила – это никому не нравится), но вдруг вспомнились наркоманы и мужик с бородой. Она без особого удовольствия покурила под фонарём и открыла дверь парадной.

Электричество, к счастью, дали. Вечером квартира выглядела уютной и смутно знакомой, как будто Ксана уже останавливалась здесь когда-то давно, но просто забыла об этом. Послонявшись немного по комнатам, вспомнила с досадой, что не купила никакой еды. Лучше бы зашла в супермаркет, чем выбирать нож для выдуманного мальчика. В сумке лежало печеньице в разовой упаковке, которое им дали в клинике вместе с кофе – она незаметно припрятала и печенье, и сахар в бумажном пакетике. Вскипятила воду в чайнике, бросила туда сахар. Съела печенье, закусила сушками «Малютка», вот и весь ужин, он же – ответ на любимый вопрос окружающих: как тебе удалось сохранить фигуру?

Чем ближе подступала ночь, тем тяжелее было на душе – это продолжалось последние восемнадцать лет, набежавшие стремительно, как пени на просроченный платёж. Дело здесь даже не в бессоннице, которая выходит из-за штор, как луна из-за туч. Дело в том, что почти каждую новую ночь своей жизни она вспоминает ту давнюю, октябрьскую. И ничего с этим поделать нельзя, прямо как с Андрюшиной болезнью.

Надо бы позвонить домой, но она малодушно решила сделать это завтра. Утром будет легче. Ксана вообще утренний человек. А Швейцария – отличное место для того, чтобы поставить на чём-нибудь крест. И потом, если сможешь, превратить его в плюс.

Восемнадцать лет назад, в сентябре 1999 года, Ксана впервые в жизни приехала в Швейцарию – устроили вылазку вместе с Людовиком, Людо. И почему-то начали ссориться, наговорили друг другу обидных слов ещё в поезде. Людо надулся, замолчал, только усы вздрагивали, ну и курил каждые пять минут, тогда в поездах ещё можно было курить. Ксана делала вид, что читает, она старалась в любую новую страну брать с собой книгу местного автора, так легче проникнуть в здешнюю культуру. Страниц не перелистывала, просто смотрела на одни и те же строчки, пока они не вытатуировались в памяти навсегда: «Прошлое уже не тайна, настоящее убого, потому что оно с каждым днём всё изнашивается, а будущее – это старение…» Какой всё-таки умный человек Макс Фриш! Теперь-то она полностью с ним согласна, но та Ксана, которая ехала в поезде Париж – Цюрих, только плечами пожала – её будущее ни о каком старении не слыхивало, там всё залито светом и радостью, аж глазам больно смотреть!