Непобедимое солнце. Книга 1 - Виктор Пелевин

Может быть, все они просто психи? И Фрэнк, и этот Гекчен. И я тогда тоже – раз куда-то эти гребаные маски все-таки везу.

Уж не знаю почему, но я боялась держать у себя эту карточку. В такси я сфотографировала ее на телефон – а оригинал порвала на кусочки и выбросила в окно.

Надеюсь, это был биоразлагаемый пластик.

Эмодзи_красивой_печальной_блондинки_не_перестающей_думать_о_вопросах_экологии_даже_в_ситуации_большого_личного_горя.png

«Аврора» стояла на Атакой Марине у того же причала, что и в прошлый раз. Я позвонила по телефону, который оставила Со, и она сразу взяла трубку.

– Саша? Здравствуй, милая. Ты в порядке?

– Да, – сказала я. – Я привезла маски.

– Где ты?

– У яхты. Вот прямо у трапа.

Со несколько секунд молчала.

– Что же ты не предупредила. Я в городе, вернусь только через пару часов.

– Как мне быть? Ехать в город?

– Ни в коем случае, – сказала Со. – Я позвоню Тиму, и он тебя встретит. Дождись меня обязательно, девочка. Скоро буду. Все, не могу сейчас говорить.

Она повесила трубку. Прошла минута, и наверху появился Тим.

На нем был легкий шелковый халат, раскрашенный под гусарский мундирчик – в духе униформы «The Beatles» на обложке «Клуба одиноких сердец».

Я уже понимала к этому моменту, как подобный наряд гармонирует с раскраской яхты – и даже прониклась известным уважением к усилиям Тима по созданию и поддержанию образа. Desology, как и было сказано. Все это требовало внимания, сил и стоило, должно быть, немалых денег.

Тим помахал мне рукой, и я пошла вверх по трапу, волоча за собой сумку. Тим не сделал попытки помочь. Американец, подумала я. Боится, что засужу.

– Привет, – сказал он, деликатно обнимая меня. – Вот ведь какое дерьмо. Ужас просто.

Эти слова, как я догадалась, выражали крайнюю степень скорби.

– Но зато Фрэнк умер как римский император. Мы вряд ли умрем так же красиво. Бедный парень. Ты его любила?

Я кивнула. Потом пожала плечами. Глупый вопрос. Я бы на него смогла ответить года через два. А еще лучше, если верить французским экспертам, через три. Мы даже не успели друг к другу привыкнуть – сколько мы провели вместе? Две недели или около того…

– Со скоро будет, – сказал Тим. – Но это хорошо, что ее нет. Идем ко мне в офис. У тебя, наверное, куча вопросов?

– Не то чтобы куча, – ответила я, – но они есть.

Тим повернулся и пошел вперед. Через минуту путешествия по сверкающему никелем и полированным орехом анархистскому сквоту мы пришли в его кабинет. Все это время я тащила сумку за собой, поскольку никто у меня ее не взял.

Первое, что бросилось мне в глаза в его офисе – это обшитая кожей стена за рабочим столом. Она выглядела немного странно: проходила точно через центр круглого иллюминатора, не касаясь его – словно раньше каюта была больше, и ее наспех разделили перегородкой.

Но даже в усеченном виде офис походил на кабинет корпоративного экзекьютива, привыкшего жить с кишками наизнанку: жизненные трофеи в виде малопонятных кубков, застекленных фотографий с дарственными росчерками, дипломов, надписанных клюшек для гольфа и прочих памятных знаков сливались в своего рода резюме, повествующее о безупречной и мудро инвестированной жизни.

Фотографии на столе Тима были повернуты лицом к визитеру, чтобы взгляда в славное прошлое хозяина не мог избежать никто.

На одной Тим стоял рядом со Стивом Джобсом – и что-то объяснял ему, тыча пальцем в лист бумаги. Стив Джобс был поздний – в черной водолазке, с заострившимся уже лицом и тем выражением еле заметной иронии, которая заменяет предсмертное отчаяние сильным людям.

На другой фотографии Тим стоял в обнимку с молодой Со. Сам он выглядел почти так же, как сейчас, а Со немножко походила на меня, что почему-то было мне приятно. На третьей Тим был сфоткан с Берни Сандерсом, а на четвертой – что особо меня впечатлило – с неизвестным, чей силуэт был тщательно зачернен маркером. Возможно, там стоял какой-нибудь Эпштейн или Вайнштейн, которого приличия требовали вымарать из памяти – но фотография была повернута к зрителю вместе с остальными, словно сообщая, что, хоть в прошлом Тима тоже есть малоприятные воспоминания и связи, лично он не замешан ни в чем дурном, поскольку иначе вряд ли оставил бы такое свидетельство на виду.

Это было тонко.

Я присела перед сумкой и раскрыла молнию, собираясь вытащить пакет с масками (отдам вместе с наручниками и всем прочим, пусть дальше сами сортируют) – как вдруг мои руки замерли. Я забыла про маски и медленно распрямилась.

Сбоку над столом Тима была застекленная полка, где размещалась коллекция небольших, высотой в ладонь, раскрашенных бюстов – вернее, бюстиков. Зеленоватое стекло было наполовину закрыто, и фигурки расплывались за ним в огуречные пятна. Но два бюста оставались видны.

В глубине стояла Нефертити – я узнала ее сразу, хотя вместо обычной шахматной ладьи на голове у нее чернел парик: практически современная стрижка-каре. Это ей шло.

Ближе был Фрэнк. В пурпурном плаще с капюшоном, спущенным с головы. Именно Фрэнк в образе Каракаллы, а не Каракалла – разница между ними была, и я знала ее назубок. Здесь ее поймали точно.

Но самой жуткой деталью оказалась черная дырка с темным пятнышком вокруг, нарисованная над ключицей.

Мне пришло в голову, что Тим специально открыл стекло на полке.

– Это… – не в силах выговорить имя, я кивнула на бюст Фрэнка. – Это вы подстроили?

– Ты о чем?

– О его смерти.

– Ни в коем случае, – ответил Тим. – Ты что думаешь, я нанял убийц и подослал их к бедному мальчику? Я такими вещами не занимаюсь. Ну, почти.

– А в чем была ваша роль?

– Я некоторое время финансировал его романтический образ жизни. И помог ему встретить тебя. Вернее, помогла Со – и обстоятельства. Но мы ничего заранее не планировали. Я тебе клянусь.

– Вот как.

– Если коротко, – продолжал Тим, – всем этим занимается некая сила. Я познакомил с ней Фрэнка, и она подарила ему мечту. А потом позволила его мечте сбыться.

– Что за сила?

– Пока об этом рано.

– А о какой мечте вы говорите? Он разве мечтал, чтобы его зарезали?

– Нет, – ответил Тим. – Он хотел встретиться с лунным божеством, к которому отправился когда-то Каракалла. Это была любовь, глубокая и древняя – она вынырнула из вечности и вселилась в него. Его любимой была не ты. Ты служила вешалкой для маски.

Я покраснела.