Anamorphosis - Mara Mori

Она пообещала себе обдумать это потом, когда ей удастся выбраться из нелепой ситуации, в которую она угодила из-за своей самонадеянности. После того, как она хоть немного отстоит свою честь.

Не проглатывать же все эти оскорбления!

— Таких, как ты, абьюзер чертов? — передразнила Джуд, гордо задрав подбородок, — ведешь себя по-мудачески, чтобы убедить меня в том, что ты не Итан? Это жалко.

— Твое нежелание признать очевидное — вот, что жалко, — возразил мужчина, и продолжил с деланной заботой в голосе, — я не Итан. Ты, должно быть, совсем отчаялась за годы своих влажных фантазий. Не поверишь, но я не такой злодей, как тебе кажется, и готов протянуть руку помощи. Раз уж эта рука выглядит, как надо. Ты же этого хочешь? За этим пришла?

— Что? О чем ты, черт возьми? — заверещала Джуди.

Она прекрасно понимала, к чему все идет, но гнев и отвращение смешались с трепетом. Телом, изголодавшимся по ласке, всецело завладел азарт предвкушения. Оно давно предало хозяйку и согласилось — и со всеми доводами Габриэллы, и с Натаном, обличившим и вытащившим на свет слабость Джуд.

Но для чего это вдруг понадобилось двойнику? Должна же быть какая-то цель, кроме желания унизить?

Натан дернул ее на себя, и девушке ничего не оставалось, кроме как оседлать его бедра в поисках хоть какой-то опоры. Она слишком устала балансировать на полусогнутых ногах, и все равно не смогла бы дальше сохранять равновесие.

Джуд хотелось размять затекшие кисти, но куда больше — надавать двойнику новых пощечин или вцепиться в волосы от злости. Она бы так и поступила, если бы не почувствовала на своей пояснице тепло ладони, поглаживающей сквозь ткань рубашки. Осторожная ласка обезоружила ее.

Девушке пришлось закрыть глаза и глубоко вдохнуть, повторяя себе наставления Сэнди.

Если злишься, дыши. Если очень расстроена, дыши. Если вот-вот потеряешь голову, дыши. Попробуй, может быть, поможет не наделать глупостей.

Но разве не за этим она примчалась в особняк на Мэгэзин Стрит?

Наделать глупостей.

Джуди зачем-то принялась вспоминать, когда была ее последняя встреча с мужчиной, закончившаяся хоть сколько-то продуктивно, и пришла к неутешительным выводам. Вроде как, это случилось на какой-то там Хэллоуин, но уточнить год оказалось слишком уж затруднительно. То ли на последнем курсе магистратуры, то ли уже в Новом Орлеане, в первое время после переезда.

В любом случае, это даже не тянуло на полноценную интрижку, скорее являясь поучительной историей о вреде чрезмерного употребления алкоголя. Незнакомец в костюме Бэтмена, подцепленный на вечеринке, едва смог справиться со шнуровкой ее корсета, долго путался в фатиновой юбке и финишировал, толком не успев начать. Это сомнительное приключение принесло Джуд лишь отвращение к себе, пустоту в груди и жестокое похмелье с утра.

Вот она и решила, что лучше быть одной, чем так низко падать.

Джуди искала что-то большее, то, что никто не торопился ей предложить. Конечно, Габи было ее не понять — мулатку вполне устраивали поверхностные, краткосрочные романы. Она не поливала слезами свои гиацинты. Каждый март, на протяжении десяти лет.

Но Габс и не бросалась на бедного Рикардо в самолете, пытаясь забыться.

Габриэлла права. Джуди давно пора было повзрослеть и распрощаться со своими иллюзиями.

Даже если для этого придется отдаться человеку, предпочитавшему насиловать ее мозг, а не тело. Быть соблазненной извращенной, жуткой версией того, кто некогда был воплощением светлой и чистой, вечной любви.

Что еще провокация Натана, как не хитроумный способ втоптать презренную девчонку в грязь? Ткнуть ее носом в то, что все ее благие порывы, ее самозабвенная преданность покойнику — лишь плод простых и низменных устремлений?

Но Джуд глубоко заблуждалась, рассчитывая, что легко получит в копилку новый повод для ненависти к себе. Двойник не спешил.

Она медленно открыла глаза и обнаружила, что Натан придирчиво вглядывается в ее лицо, словно увидел ее впервые в жизни и открыл для себя в ее чертах массу нового.

По крайней мере, принуждать Джуди никто не собирался.

Натан ждал ее решения, почти благородно предоставляя девушке право выбора и возможность одуматься. Отступить и уйти, забыть дорогу в несуществующий дом. Сделать вид, что всего этого попросту не было. Разговора у камина. Его пальцев, очерчивающих ее позвоночник через хлопок рубашки.

Джуд уже все решила. Она хотела быть растоптанной.

Она где-то слышала или, быть может, читала, что, чтобы всплыть, нужно коснуться дна. И дно манило ее. На глубине в тысячи лье оказалось неплохо, хоть и трудно дышать. Тишина не давила, а успокаивала.

Джуд кивнула, благословляя. Она хлебнула побольше воздуха, как перед прыжком в воду, перед погружением в бездну.

Натан подцепил ее за подбородок, слишком бережно к разочарованию девушки, ведь она рассчитывала на грубость. Неспешность, с которой он сокращал расстояние между их лицами, была сродни пытке. Мгновение перед тем, как Джуди ощутила на своих губах его, показалось ей вечностью на ступенях эшафота. Первое прикосновение не обернулось катастрофой. Мужчина по-прежнему не торопился, все еще оставляя ей шанс сохранить свою гордость.

Да какая там гордость! Она давно с ней простилась.

— Дыши, Джудс, — шепнул ей в губы Натан, — не забывай.

Этот глупый совет разозлил девушку, но очень кстати напомнил, что она так и сидела все это время, задержав дыхание в ожидании его действий. Голова уже начинала кружиться, хотя, возможно, причиной тому послужило вовсе не кислородное голодание, которое зачем-то устроила себе Джуд. Она тонула.

Натан, вероятно, счел, что предоставил ей достаточно возможностей для отступления. Он углубил поцелуй, движения его губ стали смелее и жестче, а язык толкнулся в рот девушки, требуя от нее подчинения. Руки мужчины скользнули под ткань, вычерчивая линии на коже, мгновенно покрывшейся мурашками.

Еще не до конца отключившийся мозг Джуди улавливал чудовищное несоответствие и бил тревогу. Не такой тягучей чувственности она ждала от человека, унижающего ее через слово. То, как аккуратно с ней обращался Натан, ничуть не походило на стремление растоптать или доказать свою правоту.

Она готова была поклясться, что и он получает от происходящего удовольствие, что совершенно не вязалось с