Роберт и Арабелла - Кэтлин Уинзор

Арабелла села, раздвинув ноги и подтянув колени к подбородку. Очередной приступ боли заставил ее скорчиться и застонать.

Она изо всех сил стала тужиться, как будто уже неоднократно проходила через это испытание. Ею овладело отчаянное стремление освободиться от того существа, которое предательски проникло в ее тело и поселилось там, становясь с каждым днем все больше и больше, ограничивая свободу их передвижения, угрожая самой их жизни. Впрочем, если ее ожидает смерть, то и ребенка тоже.

Боль накатывала волнами, Арабелла сжала кулаки, так что ногти впились в кожу. Словно откуда-то издалека она слышала собственный голос:

– Матерь Божья, помоги мне, спаси меня, спаси…

Арабелла уже не чаяла когда-нибудь избавиться от боли, и в эту минуту она пошла на убыль. Тотчас же на нее нахлынуло полнейшее безразличие и она перестала тужиться.

И тут коварная боль снова поразила ее. В глазах у нее потемнело, на лбу крупными каплями выступил пот, а губы не переставая шептали молитву о спасении.

Роберт стоял у нее за спиной и крепко держал за плечи, не давая упасть. Боль стихала, когда она переставала напрягаться. И Арабелла сдалась. Пусть уж лучше ребенок погибнет у нее во чреве. Тогда и сама она умрет. Видит Бог, она сделала все что могла.

Роберт переменил положение и встал перед ней, не выпуская ее плеч.

– Я не могу этого сделать. И не буду больше пытаться. Я хочу умереть.

– Давай, – прошептал он. – Еще разок. Ты должна. Сильнее! – Он тряхнул ее за плечи.

Арабелла снова закрыла глаза и стиснула зубы, чувствуя, что боль накапливается, чтобы с новой силой обрушиться на нее. На шее у нее надулись вены – она старалась сдержать крик. Ее голова безвольно болталась из стороны в сторону, когда Роберт тряс ее за плечи, тело стало липким от пота. Она побледнела и была на грани обморока.

– Тужься что есть мочи! – скомандовал он.

– Отпусти меня! – крикнула она в ярости.

В этот миг живот свело и ей пришлось напрячься изо всех сил. Она уткнулась головой в грудь Роберта и заплакала от отчаяния.

Немного погодя ей показалось, что в ее чреве что-то лопнуло и внутренности стали исторгаться из тела. Она инстинктивно потянулась к промежности, но Роберт перехватил ее руку. Она заметила на ней капли густой крови.

В ушах у Арабеллы раздался звон церковных колоколов. Она услышала собственный жалобный стон и провалилась в черную пропасть небытия.

Когда Арабелла очнулась – не известно, сколько часов, дней или недель она провела без сознания, но почувствовала, что лежит в постели, ее живот стягивает бандаж, а сама она до подбородка укрыта простыней. У нее не было сил ни шевельнуться, ни открыть глаза. Откуда-то издалека до нее доносились мелодичные звуки лютни и тихая песня. Роберт наверняка не хотел будить ее, давая возможность прийти в себя и постепенно вернуться во временно покинутый ею мир.

Некоторое время Арабелла лежала неподвижно с закрытыми глазами. Она слышала не только музыку, но и голоса людей, лай собак и фырканье лошадей. За стенами кибитки своим чередом шла жизнь.

Теперь ей стало понятно, что произошло. Она, они оба были свободны. Освобождение произошло как раз в тот момент, когда она совершенно отчаялась и потеряла всякую надежду. Оставался страх – что, если вместе с ребенком она лишилась и части жизненно важных органов? – который она не могла превозмочь.

Арабелла решила заговорить с Робертом, дабы выяснить, не утратила ли она способность связно излагать свои мысли.

Она осторожно повернула голову набок и открыла глаза. Роберт смотрел на нее серьезно и бесстрастно. На его лице она не могла прочесть ответа на свой вопрос. Он еще несколько раз тронул струны лютни, потом отложил ее в сторону и опустился на колени перед кроватью, на которой она лежала. Бережно, словно опасаясь, что она может оттолкнуть его, он погладил ее по голове. Его губы тронула ласковая улыбка.

– Это случилось?

– Да.

Она снова замолчала, боясь ответов на те вопросы, которые ей не терпелось задать. Набравшись смелости, она прошептала:

– Все вышло полностью?

– Полностью.

– Полностью… – повторила она, пытаясь представить себе, на что был похож этот маленький зародыш человека. – Пальчики на руках и на ногах?.. – Она вопросительно взглянула на него.

– Да.

Так она и думала. Пальчики на руках и на ногах. То, что в течение нескольких месяцев в ней существовала самостоятельная жизнь, казалось чудом. Она была изгнана оттуда против своей воли, судя по тому, каких физических мук это стоило самой Арабелле. Эта жизнь приобрела человеческие формы, имела голову, руки, ноги и даже пальчики. Арабелла хотела задать еще один вопрос:

– Это был…

– Мальчик.

– Да. – Она отвернулась с тяжелым вздохом. – Я всегда это знала.

Сейчас Арабелла не могла думать о том несовершенном создании, которое было зачато в радости, а затем принесло ей столько боли, как о презренном существе, называемом «это».

– Мальчик… – повторила она. – Твой сын, – вымолвила она и замолчала, боясь разрыдаться.

Арабелле казалось теперь, что она была совершенно уверена в том, что зачала мальчика.

Отныне его не существовало. Не было никакого мальчика, никакого сына, только кровавое месиво, которое Роберт закопал где-то поблизости от табора. Она никогда не узнает, где это место. Она чужая на этой земле, которую Роберт считает своей родиной. Здесь никто никогда не узнает, кем она была до встречи с ним.

Арабелла повернулась к нему, в глазах у нее стояли слезы. Она смахнула их и растерянно улыбнулась, словно извинялась за что-то. Из-за чего теперь плакать? Все позади. Они приняли такое решение, потому что другого выхода не было. И через несколько дней им снова предстояло отправиться в путь.

– Как долго я спала?

– Почти двадцать четыре часа. Я будил тебя дважды и давал настойку опия и бульон. Ты не помнишь?

– Помню настойку… горькая. И еще помню сны, очень красивые… Какие-то разноцветные тени, все вперемешку… – Она прикрыла глаза в надежде, что сновидения вернутся. – В этот миг она почувствовала, как он встал. – Не уходи. Пожалуйста. Куда ты?

– Я принесу что-нибудь поесть. Уже пора…

– Еще нет. Я не могу.

Она снова затихла, а Роберт остался стоять рядом. Ее глаза казались огромными на побледневшем лице, в них застыла неизбывная печаль.

– Ты не разлюбишь меня, когда все закончится?

Он прищурился. Арабелла чувствовала себя бесконечно отвратительной в глазах человека, заслуживающего, по ее мнению, самого прекрасного, что есть на свете.

– Нет, конечно, – ответил он. – Так будет всегда, и ты это знаешь.