Вернуться, чтобы исчезнуть - Олег Данильченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— БУУУУУУУУУУУУУУУ! — Несся над морем басовитый рык.
— Где эта сволочь?!!!! Где эта собака бешенная!!! — Слышится звонкий голос злющей Ленки. — ВОЛЬНОВ! Я с тобой ещё не закончила!!! ВОЛЬНООООООООВ!!!!!
Отвечать сил не имелось. Сознание и так держалось на грани, норовя скользнуть в темноту. Сижу на пятой точке, так как ноги не держат уже и глупо улыбаюсь. Картинка наверно со стороны выглядит жутко. Кругом кровища, обрубки тел и собственно сами тела валяются, в обрамлении размазанных по палубе кишок, а посреди всего этого, я сижу на заднице, с улыбкой дебила.
Странно, что в этот раз, традиция с потерей сознания, как-то не сработала. Откат, который я ждал, не случился. Правда я соображал всё равно плохо. Помню меня тащили куда-то, потом я оказался у себя в каюте. Рядом всё время мельтешила Полозова, мелькало лицо дочери, Карзиныча, Ефимовны, американца. Потом меня мыли, зашивали руку (вроде бы) и ещё что-то делали, а далее я просто уснул. Не потерял сознание, а уснул. Ещё помню, что перед этим, пытался спрашивать про Машку с Фудо и вроде бы даже получил ответ, что теми тоже занимаются, но всё как в тумане было.
А вот пробуждение было…, прямо скажем не очень весёлым. Во-первых, общая слабость и постоянная тошнота. В правой руке, тоже что-то больно пульсировало и дёргало, плюс к этому, видел плохо, как сквозь туман. А если прибавить присутствие Ленки, которая с удивительной фантазией, в красках, едва увидев, что я проснулся, принялась придумывать определения для меня и моего поступка, то вообще — лучше бы не просыпался. Сначала она перебрала все возможные цензурные варианты, а когда те закончились, перешла к матерным аналогам. Вот честно, был восхищён, так широк был перечень. Некоторых оборотов даже я не знал, впору конспектировать на будущее. Однако, с другой стороны кровати, был-таки благодарный слушатель, в виде Иришки, которая высунув кончик языка от усердия, уже записывала за Ленкой, стараясь не пропустить ни единого слова.
— Побойся Бога Лен. — Говорю, но слышится только шёпот. — Дитё ведь рядом.
— Что? — Опешила девушка.
— Я не дитё! — Опрометчиво встряла дочь.
— А ну марш отсюда! — Опомнилась Полозова. — Я сейчас твоего предка убивать буду.
— Ой, а можно тихонько в уголке посижу? Я не буду мешать. Честно-честно!
Вот это дочь выросла. Всем на зависть блин. Хотел сказать «вырастил», но вовремя вспомнил, что это немного не так. Тут родного отца особо зверским способом, убивать собираются, а она мешать не хочет.
— Отставить убивать. — Это Ефимовна с кастрюлей чего-то там заявилась. — Вернее потом убьёшь. А сейчас засранца этого накормить надо. Зря что ли суп для него готовила?
— Ой, а можно я его кормить буду? — Это снова дочь активизировалась.
И вроде улыбается, вот только улыбка какая-то странно хищная. Не желают добра с такими улыбками. Короче, чего-то я уже боюсь даже. Не к добру всё это. А ещё Ленка с Ефимовной, как-то задумчиво на меня смотрят. Вроде решают, согласиться на предложение Иришки или нет. Изображаю взглядом мольбу. Мол не надо. Ведь вставит воронку в рот и зальёт кипяток прямо в глотку. И не важно, что воронки нет под рукой. Вон, она уже её из листа бумаги скрутить пытается.
— И вообще, я есть не хочу. — Пытаюсь отмазаться.
— Он что-то сказал? — Переглядываются женщины.
— Аха. Говорит, что очень кушать хочет.
— Точно? — Нахмурилась судовая повариха. — А то мне показалось…
— Нет, нет, нет. Точно-точно. Есть говорит хочу.
Мотаю головой, стараясь изобразить отрицание.
— Вот видите? Кивает.
Наверное, так бы и закормили до смерти, но тут в дверь зашла, вся перебинтованная Машка. Даже хвост в двух местах, не забыли замотать. Смешная такая, в этих повязках. Голова почти полностью замотана, только левый пучок вибрис, левый глаз и правое ухо виднеются. Правая задняя лапа тоже замотана, вот только хромает животина, почему-то на левую. Короче видок, самый что ни на есть разнесчастный. Села рядом со мной и уставилась жадным глазом, (левым понятное дело), на кастрюлю с супом. При этом, кошачий живот, явно был не пустым. Иначе с чего бы он был таким круглым?
— Нет, ну вы посмотрите на это наглое животное! Я и так тебя уже четыре раза кормила за сегодня.
Кошатина сделала удивлённый глаз. Типа, не помню, да и вообще, кода то было?
— Да ты что? — Поставив кастрюлю на стол, упёрла руки в бока дородная женщина. — А кто тазик каши ровно десять минут назад умял, а потом ещё у экипажа, со столов миски отнимал?
Кошатина села на задницу, и закатила глаз горе.
— Ах это не ты была? Ах сами отдавали? И вообще, прекрати симулировать. Ты хромаешь не на ту ногу!
Маха сидела и делала вид, что всё это наговоры. Жаль свистеть не умеет, а то точно насвистывала бы.
— Тоже мне защитница. — Возмутилась Ленка, имея в виду Манюню. — Он там сдохнуть хотел, а она его выгораживать припёрлась. Он на тебя плохо влияет.
Кошатина что-то мявкнула, скрипучим голосом.
— Кто? Он хороший? — Это уже тётки в три голоса хором гаркнули, от удивления. Прямо сюр какой-то. Вот же ж Евино племя, эта мявчит, те на русском изъясняются, а понимают друг друга.
Я усиленно задёргал головой, стараясь показать, что полностью разделяю кошачье мнение.
— Да ты, да ты, да ты… — у Елены наконец отказала фантазия и она не нашлась как меня назвать.
Вместо этого, села на стул, сложила ладошки и по бабьи разревелась. Дочь с Ефимовной заголосили в унисон. У них, в смысле у женщин, такое сплошь и рядом. Это как условный рефлекс. Одна слезу пустила, тут же остальные, надо не надо подключаются.
— Кого хороним? — В дверном проёме, показалась озабоченная физиономия Иваныча.
— О, супец! — Протолкался вперёд рыжий гном. — А ложки где?
— Куда грабки тянешь — ирод? — Опомнилась повариха. Это больному! И вообще! Ты уже ел!
— Да сколько я там съел? — Обиделся Жак. — Это вон, бестия чёрная ела. И я бы даже сказал жрала.
Машка продолжала сидеть с отсутствующим видом, типа наговоры всё это и вообще, то не она была. Перепутали с кем-то.
— Так. Что за сборище? — Раздвинув собравшуюся толпу, в помещение вошёл американец. — Больному покой нужен!
— Дык всё. Более не нужен. — Не унимался гном. — Видишь же, оплакивают уже. Чего ж добру пропадать?
Пока народ соображал, что ответить, рыжий открыл крышку кастрюли и принюхался.
— А ничего так пахнет. Меня так кашей кормила, а этому придурку, супу наварила.
Я аж поперхнулся. Это кто тут придурок? Он про меня что ли?
— А чего вы так смотрите? — Видимо не я один удивился сказанному. — Кто ж на врага в одиночку бросается? Придурок и есть. Ты Сергий что, меня не мог позвать? Я ведь даже секиру заранее расчехлил. Выходит, зря готовил. Разве ж так друзья поступают? И вообще, никогда тебе не прощу, что такую знатную битву пропустил. Только к концу самому сподобился, когда бортом встали но, даже вдарить никого не поспел. За молодыми разве ж угонишься?