Майор и волшебница - Александр Бушков

Он больше ничего не сказал, но я примерно догадывался – наверняка в Шпайтене сидел наш человек, а то и не один, как это бывало со многими немецкими разведшколами и разведцентрами.

– Сам себя перехитрил, сугубый профессионал, – ухмыльнулся Чугунцов. – Работал в строгой конспирации в том числе и от институтского начальства, лепил этакого серого мышонка, учителя географии. Вообще-то он и в самом деле был сначала учителем географии, это потом его СД в черную форму нарядило и к другому делу пристроило. Способный оказался и на этом поприще… Только искусная конспирация его и сгубила: немцы решили, что он из тех малозначительных пешек, чьей эвакуацией озабочиваться не стоит, и места в машине не дали. Ну, попал к нам со всеми своими потаенными бумагами. Могу тебя сразу еще раз обрадовать: твоей Линды среди его завербованных нет. Так… Теперь учетная карточка из сборно-пересыльного пункта за подписью Карамышева. Таллин, улица Кустамяэ, номер дома, квартиры… Тоже все в ажуре. Чистая твоя девочка, без тени компромата, в перспективе – советская гражданка, а это уже совсем другой коленкор… Скажи честно: к Карамышеву ты ее возил или документами ограничился?

– Документами, – признался я.

– Понятно… И теперь не нужно обладать дьявольской проницательностью, чтобы понять, какой тебе нужен завершающий штрих: наш штамп на учетной карточке, гласящий, что спецпроверку прошла. Верно?

– Верно, – сказал я, испытывая нешуточное волнение, которое изо всех сил старался держать в себе. И напрямик спросил: – Поможешь?

– Да, помогу, – сказал Чугунцов. – Мы с тобой никак не закадычные друзья, ну уж безусловно старые добрые знакомые, боевые камрады, полтора года вместе воюем, кое-что связывает… Значит, ты ее хочешь сделать вольнонаемной, я так понимаю?

– Да примерно так, – сказал я, охваченный нешуточной радостью.

– Есть другое предложение, – сказал Чугунцов. – Есть другое предложение, которое пойдет на пользу и тебе, и Карамышеву. Как ты смотришь, если взять ее не в вольнонаемные, а зачислить в ряды? По всем правилам – с формой, с погонами, с присягой?

– А зачем, если можно проще?

– Карамышев в пиковом положении, понимаешь ли, – сказал Чугунцов. – Знаешь ведь его пунктик? Служака отличный, но если не успевает с отчетностью к сроку, делается как больной слон. А у него как раз недобор с отчетом по пополнению. Сроки поджимают, а у него двадцать восемь человек не хватает – кадры есть, но они еще проверку проходят. Вот он и цепляется за каждого человечка. – Серега усмехнулся: – Вчера нашел парикмахершу из Ростова и зачислил ее не в вольнонаемные, а как раз в ряды. Ну вот… Завтра мы девять человек из сборно-пересыльного выпускаем – проверку прошли, из пункта для наших военнопленных еще пять человек. Итого – четырнадцать. Некруглое какое-то число, «пятнадцать» – гораздо авторитетнее, и в отчете будет смотреться хорошо. Вот и присовокупим твою Линду. Главное, всех устраивает. «Гвардии рядовой Линда Белова» – звучит? Кстати, как думаешь, она согласится?

– Думаю, да, – сказал я. – Отец ее воспитал в несказанном уважении к Бисмарку, нацистов ненавидит за то, что они его заветы нарушили и Германию до краха довели… Немало и таких немцев, сам знаешь, а она даже и не немка…

– Совсем хорошо получается, – кивнул Чугунцов. – Выходит, идеологически подкованная девочка, пусть и не в коммунистическом духе. Главное, нацистов ненавидит, а это жирный плюс… Ну что, зачисляем в ряды?

– Выходит, зачисляем, – сказал я.

– Технические вопросы – конечно, на тебе, – сказал Чугунцов. – Форму ты ей в два счета подберешь, присягу она тебе зачитает в индивидуальном порядке, как старшему начальнику, красноармейскую книжку в штабе батальона выпишут. Фотографа, правда, нет, но это только офицерские удостоверения без фотографий недействительны, а рядовой и сержантский состав сплошь и рядом без них обходится. И будет у тебя внештатный переводчик по работе с немецким населением. В штатном расписании такой должности нет, ну да оно еще до войны составлялось…

– А потом? – спросил я. – Нам же не вечно тут сидеть, и чует моя душа, избавлюсь я скоро от комендантства…

– Ну, Федя! Ты да что-нибудь не придумаешь… Найдутся еще прорехи в штатном расписании, при солдатской смекалке да не найти… В общем, иди в седьмой кабинет, к Федосову, он тебе штампик поставит. Пока ты идешь, я ему позвоню, он на месте.

– Спасибо, Серега, – сказал я искренне. – В случае чего – за мной не заржавеет.

– Да ладно, – отмахнулся он. – Что поделать, если у человека – солнечный удар. А главное – с формальной точки зрения все в порядке. А самое главное, я тебе гарантирую: никаких «после войны разберемся»…

…Вот так и получилось, что через несколько часов, во второй половине дня, Линда вертелась перед большим, во всю стену, зеркалом докторши на втором этаже – уже в полной форме с гвардейским значком (наша дивизия стала гвардейской за Сандомирскую операцию), в аккуратных сапожках и пилотке; а в нагрудном кармане у нее лежала выправленная по всем правилам красноармейская кижка. Обмундирование ей не пришлось подбирать долго, она была высокая, ниже меня только на полголовы, крепенькая девушка, ничем не напоминавшая Дюймовочку, спортом занималась (велосипед и гребля на байдарке).

– Ну, и как впечатления? – поинтересовался я.

– Все очень необычно… Представляю, какое лицо стало бы у отца, если бы он меня увидел в форме русского гвардейца…

– Отругал бы?

– Честное слово, не знаю, – сказала Линда задумчиво. – Разве что за то, что я лезу в мужские дела – армия, по его представлениям, исключительно дело мужчин, а женщины допускаются разве что в роли сестер милосердия… а может, сказал бы: «Лучше с этими, чем с наци». Не знаю… Теодор, а меня будут учить стрелять?

– Если хочешь.

– Не хочется что-то…

– Ну, тогда не будут.

Я подошел к ней и сдвинул пилотку чуть набекрень:

– Вот это и есть гвардейский шик… Линда, мне кажется, ты чуточку сама не своя…

– Это от таких быстрых перемен в жизни. Я думала, ты подыщешь что-то более мирное, и вдруг – мундир, присяга… – Она открыто глянула мне в глаза. – Теодор, ведь присяга – очень серьезная вещь, ее полагается соблюдать, и изменять ей нельзя…

– Линда, – сказал я мягко. – Тебя ведь никто не неволил…

– Да, конечно. Просто… Просто все случилось так неожиданно. Я только сейчас подумала, что всю жизнь прожила, не принимая ничьей стороны, и вдруг, совершенно неожиданно приняла. И крайне серьезно: с военной формой, с присягой…

– Вот и молодец, – сказал я. – Сплошь и рядом в жизни в стороне не отсидишься. Особенно если ненавидишь наци.

– Теодор… Неужели после войны будет новая Германия?

– Обязательно, – сказал я. – Тебе ведь Вася давал читать газеты с выступлениями товарища Сталина?

– Давал…

– Вот видишь.

– Но после стольких разрушений и хаоса…