Тришестое. Василиса Царевна - Леонид Резников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глядит Иван Царевич, дым, из трубы валивший, иссяк, зато гарью из окон да щелей потянуло. Кто-то надсадно закашлялся, избушка подниматься – опускаться на лапах взялась, будто отдышаться пыталась. Из окна донеслись возня и брань неприличная. Дернулась дверь входная, да только метла открыться ей не дала. Один раз дернулась, другой, третий, после затряслась, словно в припадке. А Яга уж исчихалась, искашлялась вся. Видит, беда с дверью неведомая приключилась, будто заклинило ее. Заметалась Яга по дому, в окошко вылезти попыталась, а только узким окошко оказалось, окромя плеч ничего в него боле не прошло. А дым уж из дому вовсю повалил.
Вскочил Иван Царевич со ствола: угорит ведь Баба Яга, как есть угорит! Живьем изжарится. Нечисть, конечно, лютая, а только не об том договаривались, чтоб над живыми существами так измываться – жалостливый больно он был, Иван Царевич. Кинулся было добрый молодец на подмогу Яге, да та уж опять в окне скрылась, дверь как дернет – метла напополам, а ручку дверную невесть куда снесло напрочь. Яга, облаченная в драные лохмотья, вся в копоти-саже с ног до головы, не разбирая дороги, кинулась вниз по крыльцу, да ведра, под ногами валявшегося, не приметила.
Ну, тут и вовсе цирк сплошной начался. Ивану Царевичу именно это сравнение на ум пришло, потому как заезжал к ним как-то цирк-шапито, так в нем нечто подобное Ивану видеть довелось, правда, так сказать, не в тех пропорциях.
Наступила Баба Яга сослепу на ведро, пока глаза от слез кулаками протирала, закачалась, руками замахала, не грохнуться чтоб. А тут, откуда ни возьмись, медведь нарисовался да ка-ак саданет кулачищем по ноге куриной – и в лес наутек. Мыши, понятное дело, раньше слинять успели. Подпрыгнула изба, лапой зашибленной затрясла, крутанулась на месте и крылечком легонько так Ягу на ведре балансирующую, чихающую зацепила, и пошла Яга по двору на ведре колесить: ногами скоренько перебирает, ручками, словно мельница крыльями, машет, орет благим матом да еще и чихать при том умудряется. А изба вовсю на месте скачет, лапой трясет – и как только Ягу случаем не затоптала, непонятно.
Иван Царевич рот разинул, за игрой заводной старухиной наблюдает, словно точно себя в цирке возомнил. Долго ли еще Яга круги по двору на ведре наворачивала, не объявись лиса, неясно. Улучив момент нужный, махнула рыжая плутовка хвостом и в бок ступу сдвинула, прямо под ноги (вернее сказать, под ведро) Яге. Как катилась Яга, так и кувыркнулась вперед через неожиданное препятствие и прямо головой в ступу вошла. Иван Царевич так и не понял, с чего взвилась ступа – может, Яга в запале чего не то ляпнула. Поднялась ступа на землей, завертелась – помела-то нет! – только ноги Яги в воздухе мелькают и ругань стоит, хоть уши затыкай. И тут днище у ступы отвалилось. Вылетела из нее Яга вниз головой и прям в колодезь ухнула. Но ведь успела-таки карга старая – и откель только в ней прыти столько взялось! – вцепиться в веревку. Ворот так и завертелся, что твой пропеллер. Летит Яга в колодец, воем-воет – слов уже не осталось, а за веревкой ведро скакнуло и в колодце скрылось. Гулко хлопнула в колодце вода, бумкнуло ведро, закачался, остановился ворот, и воцарилась тревожная, звенящая тишина.
«Святые угодники, утопнет ведь Яга! – рванулся Иван Царевич к тыну, перемахнул через него и ветром пронесся к колодцу. Опасливо заглянув внутрь него – мало ли, вдруг Яга, завидев человека, колдонет, не разбираясь, – Иван Царевич обнаружил лишь наполовину погруженное в воду ведро, покачивающееся на колышущейся поверхности воды, да пузыри, шедшие со дна. – Утопла!»
Скинул Иван Царевич котомку, лук, колчан со стрелами, попрыгал у колодезя, стягивая сапоги, забрался на его обод и, перекрестившись, скользнул вниз по веревке. Вода в колодце студеная оказалась, что, собственно, и не удивительно. Но, как вы понимаете, одно дело пить ее да умываться ей, и совсем другое нырять в нее с головой. Ухнул Иван Царевич в воду, и холодом ожгло его, аж дыхание перехватило, а за холодом жар по телу волной прошел, воздух вышибло из легких. Но Иван Царевич лишь крепче ухватился за веревку и принялся шарить в мутной тьме рукой. Если колодец слишком глубок, то – пиши пропало. Иван Царевич уж отчаялся обнаружить Ягу, когда рука его вдруг нащупала что-то мягкое и податливое. Ухватился он за тряпье и рванулся вверх. О том, как он собирается выбираться из колодца с бесчувственной Ягой на плече, Иван Царевич задумался только сейчас: на одной руке по веревке не подымишься, через ведро Ягу не перекинешь – под петлю веревочную не пролезет, – разве что умудриться как-то усадить ее в него, правда, как это осуществить на деле, Иван Царевич представлял себе очень смутно. И пока он колебался, стуча зубами от холода, вверху кто-то заслонил собой яркий квадрат.
– Иван!
– М-мых-хайло Пот-тапыч! – в первый раз в жизни Иван Царевич обрадовался, что его обнаружил огромный медведь.
– Жив, значит, – с глубоким облегчением выдохнул медведь. – А Яга?
– З-здесь она! – отозвался Иван Царевич, поудобнее перехватив тяжкую ношу, все норовящую сползти с плеча.
– Живая?
– Почти!
– Плохо, – покачал головой медведь.
– К-как эт-то? М-мы же… – растерялся Иван Царевич.
– Пошутил я, – захохотал во всю глотку медведь. – А вообще-то, в каждой шутке… Ладно, держись крепче, я тебя вытащу.
– Аг-га! – проклацал зубами Иван Царевич и намотал веревку на запястье.
Медведева голова исчезла.
Некоторое время ничего не происходило, а потом вдруг заскрипел ворот, и веревка рванулась, едва не выдернув руку Ивану Царевичу из сустава. Иван только зубы от боли стиснул.
Веревка шла рывками, а Яга все норовила сползти с плеча и бухнуться обратно в воду, будто там ей нравилось гораздо больше.
– Эй! – крикнул Иван Царевич наверх после очередного рывка. – Можешь не дергать, как медведь?
– А я и есть медведь, – донеслось сверху.
– Тем более.
– Ладно, постараюсь. Да больно ворот неудобный.
Веревка пошла плавнее, почти без рывков.
