День Праха - Жан-Кристоф Гранже
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Ньеман тем временем размышлял: каким это образом Посланники оказались в курсе происходящего? Неужто им тоже пришла в голову мысль прибегнуть к радиографии? Или, может, эти фрески были описаны в каких-то древних текстах?
Стараясь выиграть время, он начал фотографировать изображения на свой айфон.
— Как вы думаете, Посланники могли сами обрушить леса в часовне? — спросил он, вспомнив о новом сценарии преступления.
— Почему вы спрашиваете?
— Ответьте, пожалуйста.
— Конечно могли. Известно ведь, что они способны построить амбар за один день. А тут какая-то жалкая конструкция из полых стоек… Неужели вы предполагаете жульничество со страховкой?
— Капитан Деснос свяжется с вами, — уклончиво ответил майор. — Результаты радиографии передадите ей.
— А вы будете держать меня в курсе?
— Ну конечно! — заверил его Ньеман с улыбкой, подразумевающей прямо противоположное.
— Я настаиваю, потому что это действительно фантастическое открытие. Для истории искусств оно…
— Вам удалось датировать нижний слой фресок?
— Сейчас мы занимаемся именно этим. Но результаты анализов зависят от химических реакций, так что придется потерпеть.
— Сколько времени это займет?
— Еще несколько часов.
— Позвоните мне, как только будет что-то новенькое. И еще: постарайтесь идентифицировать персонажей двух первых сцен.
Реставратор сунул длинные руки в карманы своего белого халата — так метатель ножей прячет в ножны свое оружие.
— А как быть с Посланниками? Мне понадобится их разрешение, чтобы работать тут, но…
— В настоящее время вы работаете как мой эксперт и можете считать всю Обитель местом преступления. Такой расклад вас устроит?
Лехман судорожно сглотнул и замолчал.
Направляясь к своей машине, Ньеман вынул мобильник. Пора было предъявить весь этот кошмар специалисту по библейской иконографии.
— Я тут навела для тебя справки.
— Но я ни о чем не просила.
— Твой дружок уехал сегодня утром.
— Какой еще дружок?
— Марсель Пе́трович. Попросил расчет и убрался отсюда с утра пораньше. Я, конечно, могу раздобыть его платежку, если хочешь, но тут не слишком-то…
— Этого не может быть.
— Чего не может быть?
Рашель повторила эти слова жестким тоном, словно ножом отрезала.
Они сидели в грузовике, который увозил их с виноградника. День выдался тяжелый: один из сезонников был арестован под испуганными взглядами остальных. И вдобавок работа закончилась позже обычного, когда ночная тьма уже прочно воцарилась на земле.
— Он ни за что не уехал бы, не попрощавшись со мной.
— Было очень рано. Ты, наверно, еще спала.
— …
Ивана колебалась между двумя вариантами: либо кто-то рассказал эту басню Рашель — и она в нее поверила, либо она сообщница руководителей секты — и ее подослали, чтобы усыпить подозрения Иваны.
Сидя в кузове, Ивана разглядывала остальных Посланников. Они никогда не были склонны к веселью, но сегодня прямо-таки побили все рекорды угрюмости. Их явно тяготили последние события. Сначала смерть Самуэля, потом вчерашний десант и, наконец, сегодняшние события — это было уж слишком.
Рашель продолжала говорить вполголоса, и Ивана стала сворачивать сигарету, чтобы чем-то занять руки. Шум ветра и мотора, да еще замкнутые лица пассажиров производили странный эффект: Иване казалось, что они с Рашель тут одни. Кроме того, девушка оценила то, что Рашель все же пригласила ее, несмотря на недавнюю эскападу, в один из грузовиков, везущих Посланников. Хотя Ивана не исключала, что та просто хочет что-нибудь выведать у нее.
— Сегодня ночью Марсель был с тобой? — спросила Посланница.
— Да.
— Почему?
— Я ему заплатила, чтобы он помог мне найти обломки.
Рашель недоуменно покачала головой:
— А что ты искала? И почему эти обломки для тебя так важны?
Ивана закурила сигарету:
— Тебе лучше знать. Мне кажется, эта фреска имела для вас огромное значение.
— Огромное значение? Да мы просто решили обновить часовню, вот и все. В чем ты нас подозреваешь на самом деле?
Ивана не ответила, она смаковала горький вкус табачного дыма. Ее глаза уже свыклись с темнотой, и в этом мраке она смутно различала бесконечные ряды виноградных лоз, подлески, склоны холмов… Сколько препятствий в этой слишком просторной тюрьме… Удастся ли ей вырваться отсюда?
— Мне кажется, ты просто выдумываешь какие-то версии, чтобы приукрасить свой репортаж, — продолжала Рашель. — Ты не разбираешься в ситуации. Мы потеряли одного из наших братьев. А эти твои истории с фресками…
Ивана заметила силуэты людей, ходивших в сумерках по прогалинам так неторопливо, словно им были безразличны ледяные укусы осеннего ветра и медленно подступавшая мгла.
— Что это они там делают?
Мужчины занимались сбором голых виноградных лоз, набивали ими тачки и, как ни странно, бросали туда же рабочую одежду. Несмотря на холод, все они сняли пиджаки, оставшись в черных брюках и жилетах поверх рубашек, чьи белые рукава резко выделялись в темноте.
Рашель слегка улыбнулась.
— Завтра вечером завершится сбор урожая, — объявила она, и на сей раз в ее голосе прозвучала торжественная сила. — А сегодня ночью, до самого утра, они будут сжигать все, что осталось на полях, — обобранные лозы, гнилые грозди и все вещи сборщиков — их одежду, обувь и инвентарь…
— Зачем это? — удивилась Ивана, чувствуя, как по ее телу пробежал холодный озноб.
— В Евангелии от Иоанна написано: Иисус Христос возгласил: «Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают»[79]. Христос — это наш урожай, понимаешь? И все, что уже не приносит пользы, сжигается. Завтра утром виноградники будут покрыты пеплом. И только тогда мы сможем возблагодарить Господа за этот урожай и молить Его даровать нам такой же на будущий год. Мы называем это Днем Праха.
У Иваны не было сил спорить с этими бреднями. Некоторые мужчины, встав на колени, уже раскладывали костры на лужайках, другие копались в своих тачках. Чем дольше Ивана смотрела на них, тем плотнее, как ей чудилось, их окутывала тьма, — они как будто постепенно растворялись в ней. Теперь Ивана различала только белые рукава их рубашек, словно свечки, мерцающие в глубине хоров.
— Нынешний год — особый! — торжественно объявила Рашель. — Я надеюсь, что этот огонь спалит всю скверну — и трагедии, которые здесь произошли, и отбросы, запакостившие наш мир, и паразитов, проникших в наши ряды под ложными именами, чтобы вызнать у нас какие-то воображаемые тайны…