Русское братство - Николай Чергинец

— Я всю жизнь мечтала забыться на груди мужчины, настоящего мужчины… — прошептала она.

— Может, поедем…

— Молчи, ничего не говори… — оборвала его она.

— Нет, я просто говорю, можно отъехать куда-нибудь… — его рука скользнула по ее спине, пальцы нащупали пластиковый язычок молнии.

— И что? В машине? — Эльвира отпрянула от него. — Богатый опыт? Дай мне сигарету.

Степаненко тоже закурил, закашлялся, чтобы скрыть неловкость, пробормотал:

— Насчет опыта ты в известной мере права.

— Так на этом сиденье ты уже кого-то трахал? Нет, Максим, я не из таких, — проговорила она.

Он снова попытался обнять ее.

— Не надо, — трезвея, прошептала она. — Я очень серьезно отношусь к подобным вещам. Считаю, что любовь одно из тех редких подарков судьбы, которые нельзя опошлять. Неужели ты хочешь, чтобы я, как самая последняя ресторанная шалава задрала ноги на сиденье и улеглась здесь, прямо в машине? А? Доверившись чуткости стояночных сторожей? Или, может, ты знаешь другие позы и мои ноги не будут видны? Чего же ты молчишь?

Впервые за весь этот сумбурный вечер Степаненко по-настоящему смутился. Впрочем, подумал он, ситуация с любовью фактически повторялась. Только проходила в более спокойной обстановке, на его территории. Он и раньше встречался с подобным типом женщин. Без боя они не сдаются…

Правда, Степаненко и не надеялся, что эту женщину можно будет завоевать просто так, походя. Он даже не строил на этот счет планов. Все должно идти своим чередом. Да — да, нет — нет. Однако упоминание о серьезных чувствах заставило сердце учащенно биться. Эльвира была симпатична ему. А вдруг он ошибается? Вдруг Эльвира подарок судьбы?

— Едем домой? — спросил он осторожно.

Эльвира отодвинулась, заправила блузку в юбку, застегнула молнию на юбке, и вздохнув, спросила:

— Ты хочешь остаться один?

Этой фразы Степаненко больше всего и боялся. Он понял, что Эльвире мужчина нужен, не как самец, а как человек, который был способен ее выслушать. От сознания того, что он может «застрять», Степаненко покоробило. Из опыта, и довольно основательного он знал, что подобные связи чрезвычайно опасны. Женщина, вбившая себе в голову «любовь», хуже всякого зарубежного шпиона. Самое опасное в такой связи — это когда не знаешь, как себя вести. Никто и ничто не подскажет, когда можно форсировать события, а когда следует идти на попятную. В первом случае можно прослыть жеребцом, в другом — евнухом. И в обоих случая можно нажить себе смертельного врага. Женщина всегда чувствует мужчину гораздо тоньше, она с ювелирной точностью определяет уровень его заинтересованности в продолжении знакомства.

В данной ситуации Степаненко решил не рисковать.

— А как ты хочешь?

— Отвези меня домой, — просто сказала Эльвира. — Скорее всего, муж будет ночевать дома. Это с ним иногда бывает…

— Ну что же, с удовольствием, — проговорил Степаненко и мысленно обругал себя ослом.

— Вот, я же говорю, — произнесла Эльвира. И опять, по ее голосу нельзя было понять: обиделась ли она, осталась ли равнодушной, или был еще какой-то иной вариант.

Степаненко дал полный газ, Эльвира вросла в сиденье. Примерно за квартал перед своим домом она попросила остановить машину. Он притормозил. Эльвира порывисто поцеловала его в щеку и, прежде чем он успел прижать ее к своим губам, покинула машину. Захлопнув дверцу, она наклонилась (стекло было приспущено, когда она курила) и шепнула:

— Позвони завтра. Сегодня я не могу быть ни с кем. Может быть, завтра…

Эти последние слова, как и поцелуй, были многообещающими. Видимо, незапланированная встреча с мужем выбила ее из колеи и она не рискнула предаться плотским утехам.

На следующий день, едва дождавшись девяти утра, Степаненко, не рискнув позвонить Эльвире с квартиры своего квартирного хозяина, вышел на улицу и нашел ближайший телефон-автомат.

Эльвира деловито сообщила ему адрес, по которому проживала Зойка, ресторанная посудомойка, которая могла что-либо знать об опознанном ею же бандите.

Степаненко воспользовался случаем напомнить Эльвире о возможной встрече. Эльвира сухо ответила:

— Сегодня я занята.

Степаненко повесил трубку и облегченно вздохнул.

«Занята, так занята», — подумал он. Эта фраза развязывала ему руки. По крайней мере некоторое время он будет свободен. Не мешкая, он устроился в машину.

День выдался очень жарким. Уже с утра солнце сильно припекало, а ближе к полудню жгло немилосердно.

Около часа дня автомобиль майора ФСБ остановился возле дома, где проживала посудомой-щица. Дверь ему открыл мальчик лет семи-восьми. Он заявил, что мамы нет дома и что она в магазине.

«Ага, мать-одиночка», — подумал Степаненко. Он спустился вниз и стал ожидать. Вот прошла молодка лет двадцати пяти с упругими, круглыми, как яблоко, икрами.

Он пошел за ней. Дверь нужной квартиры перед самым носом захлопнулась.

«Невежливо», — подумал Максим и нажал на кнопку звонка. Дверь тут же открылась. Свет тусклой лампочки в прихожей не давал возможности рассмотреть лицо хозяйки.

— Могу ли я с вами поговорить?

Женщина настороженно рассматривала его.

— Я от Эльвиры… Вчера вам показывали фотографии.

Женщина наморщила лоб.

— Ах да, администратор ресторана, Эльвира Тенгизовна, показывала… Проходите, чего же вы стали?!

Женщина провела его в зал двухкомнатной квартиры. По обстановке можно было предположить, что квартира знала лучшие времена.

— Так вы из органов?

— Да, — сказал Степаненко.

Хозяйка попросила разрешения взглянуть на документ, удостоверяющий его личность.

«Научились, знают права», — подумал Степаненко, достал и протянул удостоверение, раскрыв его перед самым лицом. Он по опыту знал, что подобный способ предъявления документов ошарашивает людей, они успевают прочесть верхнюю строчку, а фамилию не успевают зафиксировать взглядом. Впрочем, с Зойкой это не играло никакой роли.

Степаненко рассмотрел ее. Нельзя было сказать, что была она привлекательна — ее портило небольшое пучеглазие, впрочем, это было дело вкуса. Накинутый впопыхах халатик не был застегнут на все пуговицы. Степаненко видел в прорехе свежее молодое тело. Неизведанная плоть слегка вскружила голову Максиму, оставшемуся ни с чем после вчерашних разборок с Эльвирой.

— Так я насчет Ашота, — проговорил он.

— А что случилось? — взгляд Зойки опять стал испуганным. Рукой она прикрыла прореху на халатике, другой застегнула пуговицы.

— Да ничего особенного. Вы не бойтесь…