Война за океан - Николай Задорнов

— Ну и что же теперь?

— Первой моей мыслью было немедленно отправиться туда, написав вам об этом рапорт. Но когда я подсчитал все мои ресурсы, то мне оставалось лишь горько разочароваться.

Невельской закусил ус.

— Я очень хотел пойти туда, Геннадий Иванович, но, как вы видите, я не мог этого сделать. Я был в отчаянии и часто думал, что неужели мне не суждено стать самостоятельным открывателем! Или мне на роду написано всю жизнь лишь исследовать то, что открывают другие? Такая встреча! Такая бухта! — восклицал он, перебивая Невельского, который стал было уверять его, что открытия, совершенные им, и так велики, что история их оценит…

— Я был измучен, — продолжал Чихачев, — и сухарей у меня мало оставалось. А идти в Хади — значит, сидеть на сырой рыбе и без хлеба. Поэтому не пошел. А мог бы, послав вам письмо с Поповым или с кем-нибудь из гиляков. Да кажется, если бы там был не вход в Хади, а ворота в рай, и то у меня не стало бы сил. Опись от Де-Кастри до Петровского потребовала огромного напряжения, но это хоть по пути домой.

Я дал людям из залива Хади объявление на французском языке, что они находятся под покровительством русского царя и что весь край до Кореи принадлежит России. Раздал им подарки и обещал, что летом будущего года к ним придет русский отряд. А сам на другой день с компасом и карандашом в руках сидел на корме гиляцкой лодки, держа курс на Петровское. Попов остался в Де-Кастри следить за судами иностранцев.

Николаю Матвеевичу в пути все время хотелось лечь на дно лодки, смотреть в небо и ни о чем не думать. Или мечтать о том, что когда-нибудь на большом корабле пойдет он в те далекие южные гавани, о которых наслышался за эти дни от туземцев. А может, тогда уж будет построен там порт и город…

Пока что пошли на огород, и Невельской дал ему лопату.

Вечером подул ветер, похолодало, повалил снег. Птицы исчезли. Зверей в море и тех не видно. На косе бушевали вихри. Утром пашни были покрыты снегом. Днем все стаяло. Льды за кошкой опять исчезли. До горизонта море чисто. Под вечер видно было парусное судно, направлявшееся к Петровскому.

На рейде — корабль. Это долгожданный крейсер «Оливуца». «Слава богу, Иван Николаевич Сущев прибыл. Гора с плеч моих долой», — думал Невельской, стоя со своими офицерами на берегу и поджидая шлюпку с судна, которая ныряла в волнах, направляясь ко входу в залив Счастья.

— Что-то уж очень далеко они бросили якорь, — заметил Чихачев, которому хотелось вглядеться в черты родного корабля. Он трепетал от нетерпения увидеть своего командира и офицеров, с которыми прошел кругосветное плавание и сдружился, у которых так уютно и приятно на корабле и которые, конечно, не подозревают, как прожил их товарищ эту страшную зиму, что он увидел и открыл… — Так далеко на якорь стали, словно боятся нас, — шутливо заметил он. — Ведь у нас не чума и черного флага нет. — В его голосе был оттенок обиды.

Невельской тоже заметил, что корвет стал на якорь уж очень далеко от берега. Где же это рейд у них? Чего Иван Николаевич опасается? На него не похоже.

Шлюпка вошла в залив. На ней убрали парус и пошли на веслах.

«Сейчас все узнаем!» — подумал Николай Матвеевич.

Невельской чуть не побежал под обрыв, когда шлюпка пристала и из нее вышел молодой статный мичман Овсянкин. Он вытянулся и отдал честь.

— Здравствуйте, Алексей Иванович! — раскидывая руки и как бы желая обнять его, воскликнул Невельской. — А где же Иван Николаевич?

— Иван Николаевич Сущев погиб, — строго, официальным тоном отчеканил румяный чернобровый Овсянкин.

— Не может быть… — изумился Невельской, отступая на шаг. — О боже… — Он схватился за голову.

— Право, так, ваше высокородие. Он утонул… Катался на вельботе в Авачинской губе и перевернулся, — добавил мичман помягче. — Теперь корветом командует лейтенант Иван Федорович Лихачев[19].

«Какой ужасный удар!» — подумал Невельской.

— Мы доставили груз, почту и посылки. Да вот письмо лично вам от Ивана Федоровича.

— А груз?

— Груз четыре тысячи пудов здесь.

«Лихачев… — подумал Невельской, ломая печать. — Что же он сам не съехал?»

— Да что же стали чуть не у Сахалина? — Невельской стал читать письмо.

Быстро подошли офицеры.

— Овсянкин! Здоров, брат! — воскликнул Николай Матвеевич.

— Чихачев! — просиял мичман. — Ты ли? Как я рад, Николушка! Ну, цел? А у нас только и разговоров о тебе… Но ты знаешь, — делая скорбный вид, добавил он, — Сущев утонул…

Чихачев переменился в лице.

— Где же это он? Ведь плавал отлично. Вот судьба…

Чихачев на минуту задумался.

Новости были неприятны, но разговор живой и радостный, и Овсянкин держался с Чихачевым куда проще, чем с Невельским.

Геннадий Иванович кончил читать. По выражению лица его Чихачев понял, что письмо не содержало приятных известий.

— Комедию они собрались разыгрывать, — проговорил Геннадий Иванович. — Да что вы, мичман, со мной дурака валяете! — вдруг грозно сказал он. — Строите из себя бог знает что. Извольте говорить ясно, что за филькину грамоту прислал мне ваш лейтенант Лихачев?

— Мне приказано сказать, что к этому письму, — опять принимая официальный вид, отчеканил Овсянкин, со страхом глядя на Невельского, — сказать ничего не имею, ваше высокоблагородие!

— Николай Матвеевич! Что же это? Лихачев пишет, что офицерам и матросам запрещено сходить в Петровском и сноситься с нами. Да что вы, нам войну объявили?

— В самом деле, что это, Алексей Иванович? — спросил Чихачев.

— Мне приказано сказать, что ничего не имею добавить…

«Видно, сильно настроили тебя против нас, — подумал Невельской. — Такой славнецкий малый, лихой моряк, а смотрит букой. Да, видно, немало извели на нас бумаги за зиму! Ну, малый, я из тебя и из твоего Ивана Федоровича попытаюсь этот дух выветрить!»

— Пишет, что прибыл груз в четыре тысячи пудов и что я должен немедля выгрузить его своими силами. И что мне на службу доставлено два офицера. Это все! Я ждал, что командир русского корвета, прибыв на пост, где люди с нетерпением ждали корабля так долго, съедет сам, и рад был бы ему несказанно. А вместо этого вы привозите краткое письмо, из которого неясно, получу ли я груз. У нас сил нет выгрузить четыре тысячи пудов. Да прислан ли корвет в мое распоряжение или только вы доставили груз?

— Так точно, в ваше распоряжение до первого августа.