Элмет - Фиона Мозли

Он горбился, как дрессированный медведь, сидящий спиной к стене, и потирал костяшки кулаков, раздутые и загрубелые, совсем как у Папы.

Он перехватил мой взгляд, когда я вслед за Кэти проходил мимо, и растянул губы в подобие улыбки, обнажив два ряда золотых зубов. Я поспешил отвернуться. А Кэти продолжала двигаться к деревьям.

Я окликнул ее, как в те времена, когда мы вместе ходили в школу:

— Погоди! Эй, погоди!

Ускорившись, я дотянулся до ее плеча.

— Постой, — сказал я. — Куда ты собралась? Бой вот-вот начнется.

Кэти развернулась и поверх меня посмотрела в ту сторону, где серьезные люди начали неторопливо перемещаться ближе к центру поля. Толпа набухала, постепенно образуя круг, просветы в котором занимали вновь прибывающие зрители, подобно тому как голуби все плотнее рассаживаются на жердочках внутри голубятни. Их плечи смыкались. Общий шум голосов, до того времени нейтральный по интонации, теперь стал более грубым и хриплым, с особыми радостно-испуганными нотками.

— Я не хочу на это смотреть, с меня хватит, — сказала Кэти. — С меня хватит этого мерзкого шоу.

С этими словами она направилась в лес. Я следил за тем, как она петляет между деревьями, как их стволы и ветви все чаще скрывают ее от моего взора. И вот стена леса снова сомкнулась, а Кэти исчезла из виду.

Я чувствовал, как возбуждение толпы за моей спиной нарастает. Мне не хотелось туда возвращаться, но я знал, что иначе нельзя: я должен быть свидетелем того, что скоро произойдет.

Я отошел от леса и втиснулся в круг мужчин. Многих из нас потряхивало, и дрожь передавалась по цепочке.

В центре круга Медведь расхаживал туда-сюда, подпрыгивал и потягивался, разминая мышцы. Папа стоял неподвижно. Как волк перед броском. На холоде и при сумрачном свете его глаза казались еще более голубыми и какими-то стеклянистыми. Взгляд был сфокусирован на добыче.

Рефери встал между бойцами и каждому по очереди что-то сказал строгим голосом, после чего отступил в сторону.

Медведь принял стойку и начал двигаться короткими шагами вперед-назад. Папа стоял на месте с безучастным, почти скучающим видом. Он взглянул на меня впервые с момента нашего прибытия сюда и затем тоже поднял кулаки. При этом он слегка вращал ими перед собой на манер кулачных бойцов викторианских времен, изображенных на старых фото. Я вспомнил, что так его учили с самого начала. Он однажды нам это рассказывал. Его первым тренером был очень древний старик, который едва мог держаться на ногах и обычно давал наставления из кресла у камина.

Медведь пританцовывал в грязи. Папа раскачивался корпусом, не сходя с места. Мышцы его бедер напряглись, удерживая баланс.

Медведь нанес первый удар, Папа уклонился нырком. Теперь и он начал работать ногами, появилась легкость в движениях.

Оба ходили кругами на импровизированном ринге. Медведь сделал еще одну попытку. Начал прямым правой и сразу добавил левой. Папа ушел от первого удара и парировал второй, а затем нанес ответный левой, метя противнику в челюсть. Медведь отклонился назад, и Папа промазал. Раздалось несколько выкриков из толпы, затем вновь наступила тишина. Еще один промах Медведя и еще. Папа бить не спешил, берег силы.

Они поменялись позициями. И после еще пары промахов Медведь все же попал. Не в голову Папе, но в грудь. Половина толпы громко выдохнула, а другая радостно завопила. Этот удар, должно быть, сбил ему дыхание. Я тоже почувствовал, что задыхаюсь. Он подался назад, на секунду потеряв равновесие. А Медведь продолжил хуком справа. Папа нырнул под кулак, но тот все же задел его голову вскользь. Еще одно попадание.

Папа быстро пришел в себя. Наполнил легкие воздухом, распрямил спину. Медведь оскалил зубы — вспышка золота, — и Папа нацелился в них. Резкий джеб. Кровь. Второй джеб в то же место. Он нащупал слабину противника. Полный набор сверкающих золотых зубов взамен ранее выбитых означал, что десны у него ослаблены и он запросто может потерять зубы повторно. Но следующий папин удар был уже заблокирован, и противники, отдуваясь, взяли паузу.

На заднем сиденье чьей-то машины гавкнула собака, и ей сразу начали вторить остальные.

Внезапно жестким ударом, прилетевшим как будто из ниоткуда, Медведь угодил Папе в область левой скулы. Раздался тихий треск, как от расколотого бревна, и кровь потекла от брови по щеке на плечо и грудь, запачкала белую безрукавку. Из папиных ноздрей выдувались кровавые сгустки, словно пламя у огнедышащего дракона.

Этим глазом он уже ничего не видел. Распухшие веки сомкнулись наглухо.

Однако он держался.

Чавканье грязи под ботинками вокруг меня. Мужчины притопывали и растирали захолодевшие руки. Папа и Медведь, с кулаками наизготовку. Собачий лай. Летящие вниз плевки. Липкий ветер. Древние дубы, куполами крон прикрывающие эту сцену от посторонних взоров. Запах дизельного топлива. Бензин, грязь, пот, кровь, подгоревшее мясо, капли жира с обжаренного лука. Кольцо людей поверх колец грибницы, переплетающихся в почве, и колец известняковых пород под ними.

Медведь наседал, и Папа пятился, еле волоча ноги. Он явно устал. Он устал, ссутулился и опустил плечи.

Папа дышал так, будто воздух застревал у него в горле. Медведь нанес еще один удар. Казалось, у Папы не хватит сил увернуться, но все же ему это удалось. Почти. Удар пришелся в левое плечо, кулак в мышцы.

Но при этом Медведь раскрылся, и Папа мигом выдал ответный хук справа. Он вложился в этот удар всем телом. Он подключил к нему мышцы бедер. Он оттолкнулся ногами, привстал на цыпочки и чуть ли не оторвался от земли. Он вдруг снова стал свежим. Уловка? Похоже, его вялость перед тем была притворной. Его здоровый глаз отслеживал все четко. Он приложился кулаком к челюсти противника со всей точностью и всей силой, какими обладал на тот момент.

И вновь раздался треск, как от дерева, но теперь уже не расколотого топором, а расщепленного молнией и шквальным ветром в раскатах грома. Разбитого на сотни щепок. Густая струя золотого и красного. Кровь из расквашенных десен Медведя и его золотые зубы описали длинную плавную дугу, прежде чем кануть в слякотную землю.

Медведь пошатнулся. И я пошатнулся. Казалось, я сейчас потеряю сознание. Или отключусь, или обмочусь. О боже, нет, только не это! Ничего не может быть хуже. Я шире расставил ноги для большей устойчивости и поднял глаза к небу в надежде уловить прохладный, освежающий ветер. Пусть он вызовет слезы. Глаза вполне могут слезиться от ветра и холода. Боже, только не дай мне свалиться в обморок! Прошу Тебя, Господи! Теперь забурлили мои внутренности. Мои кишки. Боже упаси!

Колосс падал — медленно падал в грязь вслед за своими зубами. Его глаза закатились за орбиты. Чистый нокаут. И пока он падал, мое головокружение все усиливалось, как будто я был затянут внутрь его, испытывая те же чувства, словно падая вместе с ним.

Медведь наконец-то шмякнулся о землю. Когда его голова вошла в слякоть, вновь послышался треск. Люди вокруг меня двигались вперед, как и земля подо мной. Ноги меня уже не держали.