Письмо Россетти - Кристи Филипс

Паоло отвязал веревку от полосатого столбика, затем свернул ее и уложил на дно гондолы, рядом с сиденьем. И прежде чем взяться за весло, поднял голову и взглянул на Алессандру. Точно заранее знал, куда надо смотреть, в каком именно окне возникнет мрачное ее лицо. Она надеялась, что виконт проследит за направлением его взгляда, тоже поднимет голову и… Но нет, он продолжал смотреть куда-то вдаль, на воды лагуны.

Паоло же не отводил от нее печальных, тоскующих глаз. Он был совсем еще молодым человеком, ему недавно исполнился двадцать один год. Худощавый, с впалыми щеками, большеглазый и темноволосый. Он постоянно отирался где-то поблизости, особенно когда Бедмара в городе не было. Как только маркиз уезжал из Венеции, Паоло тут же являлся к Бьянке и Нико; если им надо было плыть куда-то, управлял гондолой, вместе со слугами покупал на рынке дыни и свежую рыбу, таскал тяжелые бочонки с вином, которое привозили на специальном грузовом судне. За эти услуги Бьянка и Нико вознаграждали его несколькими мелкими монетами, Паоло принимал их как должное.

Несколько недель тому назад Алессандра, к своему удивлению, вдруг обнаружила Паоло в большой гостевой спальне, там, куда впоследствии они поместили Антонио. Она поднялась по лестнице и вдруг увидела, что дверь в комнату приоткрыта. А внутри горит свеча.

Алессандра резко распахнула дверь и увидела Паоло – юноша стоял возле ее письменного стола. Она напугала его – он вздрогнул и резко развернулся к ней лицом, одновременно пряча что-то за спину. Молчал, разумеется, и смотрел виновато.

– Ты что здесь делаешь?

Ответа она не ждала, задала вопрос чисто машинально. Паоло на кухне – это одно, там ему самое место. Но разве он имеет право разгуливать по ее дому? Она подошла поближе.

– Что это у тебя в руках, а?

Юноша стоял совершенно неподвижно. Смотрел на нее, но страха в глазах заметно не было. Он может и не знать, подумала вдруг Алессандра, какое суровое наказание предусмотрено за воровство. И сразу же стала рассматривать содержимое застекленного шкафчика, но в комнате было слишком темно, трудно было сказать, чего не хватает. Мальчишка мог взять что угодно.

– А ну, отдай, что взял! И немедленно вон отсюда! Обещаю, что никому не скажу, – уже мягче добавила она и протянула руку.

Сразу было видно, Паоло болезненно воспринял эти ее слова. Затем медленно вынул руки из-за спины и протянул ей небольшой листок бумаги. То был набросок раковины, и поначалу Алессандра приняла его за свой. Но, поднеся набросок поближе к свече, вдруг увидела, что это вовсе не ее рисунок. Каждая мельчайшая деталь раковины наутилуса была передана с точностью и совершенством, каких она прежде просто не видела. И еще в этом рисунке было нечто большее, художнику удалось ухватить самую суть изображаемого предмета.

– Это ты нарисовал? – спросила она.

Паоло кивнул.

– Только что?

Снова кивок.

– Превосходно. У тебя редкий талант.

Юноша не ответил, продолжал молча смотреть ей в глаза.

– Но ведь ты знаешь, что тебе нельзя заходить в эту комнату, трогать мои вещи? Так или нет? – Алессандра говорила тихо и медленно, словно не была уверена, что слова эти дойдут до него. Потом протянула Паоло рисунок. – На, можешь забрать его себе.

– М-мне н-не н-надо, – заикаясь, пробормотал он. – Я р-рисовал для в-вас.

Она поразилась, услышав, что Паоло, оказывается, умеет говорить, – ведь маркиз уверял, что он немой. Алессандра удивилась: почему гондольер притворялся немым перед послом? Возможно, Паоло просто робел перед ним, или же были у него на то какие-то свои тайные и более серьезные причины?

Теперь, видя, как Паоло не сводит глаз с окна ее спальни, она вдруг поняла: он наблюдал за ней на протяжении многих дней, возможно, даже недель. Но вот юноша наконец отвернулся. Оттолкнул гондолу веслом от берега и начал грести, суденышко быстро устремилось к открытым водам лагуны. А затем повернуло к востоку. Гондола слегка подпрыгивала на мелких волнах и плыла все дальше, удаляясь и уменьшаясь в размерах. А Алессандра все ждала, что Антонио Перес обернется и бросит на нее последний прощальный взгляд. Но этого так и не произошло.

– Венецианские куртизанки – личности легендарные, – сказала Клер своей подопечной, когда они вернулись в гостиничный номер. – Один англичанин, Томас Кориат, посетивший Венецию в тысяча шестьсот двенадцатом году, писал о них: “Слава о незаурядной обольстительной прелести этих искусных в любовных утехах Калипсо распространилась столь широко, что взглянуть на них приезжали люди из самых дальних уголков христианского мира”. Считается, что в те времена в Венеции проживало не менее десяти тысяч куртизанок, и это в городе, общее население которого составляло около ста шестидесяти тысяч. А это означает, что из восьми женщин по крайней мере одна была куртизанкой того или иного рода.

Гвен не проявила особого интереса ни к утренней прогулке Клер, ни к ее рассказу о заговоре. Но зато когда та упомянула профессию Алессандры, заметно оживилась. Пришлось объяснить ей, что такое куртизанка.

– Так вы пишете о проститутках? – спросила Гвен.

Она сидела на постели, подобрав под себя ноги, примерно в таком же наряде, что был на ней во время их первой встречи, – плотно облегающие джинсы с низко опущенной талией и пестрая майка в стиле 1960-х. Эта хотя бы прикрывала грудь и почти весь живот. Перед девочкой на покрывале было разбросано содержимое рюкзака: плеер, наушники, тюбики с помадой, пакетики с конфетами, все вскрытые и полные лишь наполовину, гелиевые ручки всех цветов. Она что-то записывала в маленькую книжечку в кожаном переплете, а когда вошла Клер, быстро захлопнула ее и сунула в рюкзак. Стало быть, ведет дневник, догадалась Клер. Интересно, какие девичьи тайны и мечты он хранит?

– Куртизанка – это не совсем проститутка, – объяснила Клер.

– Но ведь она трахается за деньги, разве не так?

– Не в том дело. Богатые и многодетные семьи не хотели дробить свои состояния, деля его между многочисленными отпрысками, и, как правило, разрешали жениться только одному сыну. У остальных сыновей особого выбора не оставалось, приходилось иметь дело с куртизанками, – объяснила Клер. – А поскольку и у женщин тоже не было особого выбора, мужчины предлагали им финансовую поддержку. Так что подобные союзы оказывались взаимовыгодными.

– Так значит, куртизанка могла спать с кем угодно?

От внимания Клер не укрылось – в это утро Гвен вела себя тихо и вполне прилично. Интересно, на сколько ее хватит и было ли вчерашнее поведение нетипичным для этого странного существа? Возможно, вчерашняя ее выходка была исключением, результатом резкого гормонального всплеска, столь характерного для неуравновешенных подростков.

– Ну, особой разборчивостью они, конечно, не отличались. Но cortigiana onesta, что в переводе означает “честная куртизанка”, или высококлассная, обычно обзаводилась ограниченной группой постоянных любовников, составляла расписание, где каждому был отведен свой день недели. Алессандра принадлежала как раз к этому разряду. Она получила хорошее образование, возможно, даже лучшее, чем девушки из аристократических семей, – те порой и вовсе не получали никакого образования. Честная куртизанка развлекала своих любовников музыкой, танцами и приятной беседой, часто выходила замуж и превращалась в почтенную матрону.