Рыжая помеха - Мария Зайцева

Мы дошли до курилки, там сидел, прислонившись к стене и зажимая окровавленный нос, Красцов.

Я уставилась на него в ужасе. Потом перевела взгляд на Макса, на его сбитые костяшки… Правда, значит…

— Крас, свалил, — коротко скомандовал Макс, заступая мне дорогу и не позволяя лишний раз посмотреть на бывшего.

— Сука ты, Курагин, — прохрипел Крас, поднимаясь и кособоко топая в сторону универа, — ну бывай. Созвонимся.

Я проводила его взглядом, ошеломленная последними словами. Это правда, значит? Правда?

Если до этого я немного сомневалась в словах брата, то после…

— Светик… — Макс прислонил меня к стене, упер руки по обе стороны от лица, наклонился, чуть ли не прижимаясь ко мне лицом, — Свет… Прости меня…

— За что, Макс?

Я смотрела на него и непроизвольно совершенно тянулась навстречу… Его близость, запах тела, глаза невероятные… Господи, Макс… Зачем ты так? Со мной? Я же… Я же влюбилась в тебя…

— За эту сцену. И за ту, в универе… Свет… Ты имеешь право возмущаться, спрашивать…

— Да? Хорошо. Скажи мне, что ты не связан с наркотиками, Макс.

Я сразу задала самый главный вопрос. Основной. И смотрела внимательно.

Скажи, что не связан, Макс. Скажи!

— Свет… Тут все непросто…

Я ударила его по лицу в этот момент. И оттолкнула.

— Не подходи ко мне, никогда.

Развернулась и пошла прочь.

И все ждала, думала, догонит… Зачем?

Глупая такая, Господи… Слабая Света.

Я сбежала из универа, не в силах выносить происходящее, уехала к себе на квартиру. И там проревела до вечера, горько переживая свое поражение очередное.

Ну а вечером приняла душ, приложила корейские патчи к глазам и позвонила сначала Вале, а потом Сашке.

Витька был на работе, она сидела у родителей с Арсюшей. И после уговоров согласилась на два часа оставить сына и сгонять со мной в караоке.

Витька, судя по всему, был не особо счастлив, что его жена мотается по злачным местам, но не возражал, потому что я по телефону обозвала его крепостным помещиком и рабовладельцем.

Родители мои были только рады, что им с внуком дали поиграть подольше.

Ну а Сашка…

Сашка, как всегда, прекрасно чувствовала момент, когда мне нужна жилетка.

За полчаса я рассказала ей итог своего неудачного романа, поплакала, тяпнула три шота текилы, и теперь ужасно хотела выть.

Точнее, петь.

И остановить меня в это момент было невозможно.

— Так… Вот это буду!

— Ой… Не надо, Свет…

— Буду!

— Черт… Ну стыдно же… Нас выгонят отсюда…

— Нифига!

— Ладно, споешь, и домой, хорошо?

— Договорились…

«Сердце не в силах биться в том ритме

Что задавали нам небеса…»

Я выпеваю слова песни моей любимой русскоязычной исполнительницы, вижу, что кто-то меня сбоку снимает на телефон, слышу, как рядом бормочет Сашка:

— Черт… Вите это не понравится…

А мне фиолетово! Абсолютно! Во мне пол литра текилы, на глазах слезы, а сердце горит и болит. Что остается в такой ситуации? Только петь!

«Падает небо, падают звезды

Ты не заметишь и не придешь…»

Мир плывет в глазах, двоится, мне хочется плакать от жалости к себе.

Возле дома я долго пытаюсь открыть дверь подъезда ключом от машины, ругаюсь, даже пинаю тупую железку носком туфли.

— Не надо, Светик, — раздается знакомый хрип из-за спины, а затем крепкие пальцы вынимают ключи из моих рук и открывают дверь.

Я не оборачиваюсь, шагаю в темный подъезд, как в пропасть лечу. И горячее дыхание на макушке говорит о том, что я не одна падаю.

«Ты меня поддержишь, знаю

Крылья развернешь — растаю,

Потому с тобой мне очень надо

Падать…»

Я, в принципе, парень наглый. И всегда такой был. Наглый, упертый и умеющий не замечать то, чего не хочу.

И делать все, чтоб добиться своей цели.

Светочка меня послала днем конкретно, конечно. И я даже сначала пошел. Правда, пошел.

Не то, чтоб обиженно задрав морду, но все равно шустро. И не оглядываясь.

Доехал до дома, с психа пару раз чуть не положив байк на бок по дороге, прихватил в магазе у дома успокоительного, и, отрубив, к хренам, все телефоны, тупо отключился от реальности.

Было мне на редкость херово, болело все, что могло болеть и даже то, что, вроде как, никогда не тревожило.

И, наверно, впервые за все время, что я пашу на благо Родине, остро пожалел о том, что сдался Васильичу.

До этого все было больше в шутку, и жалость тоже.

Ну, потому что я же не дурак малахольный, и прекрасно понимаю, насколько мне повезло, на самом деле. Выгрести с моей биографией в перспективу нормального и даже интересного будущего…

Это дорогого стоит.

Мне, чисто по-мужски, ужасно нравилось то, чем я занимаюсь. Со всеми минусами, проебами, тягомотиной отчетов, многочасовыми сидениями в жопе мира на прослушке, опасностью, начальством придурковатым… Все равно это была та деятельность, та работа, о которой, наверно, каждый мальчишка в детстве мечтал.

И я мечтал, не исключение.

И вот теперь, уже когда потерял всякую надежду на нормальное будущее, и не прыгал выше головы, приземленно мечтая о своем небольшом тихом деле, судьба повернулась лицом и показала свой дружелюбный оскал.

И мне, и сестренке моей.

Хотя, честно говоря, женщине всегда легче устроиться в этой жизни, даже с таким неоднозначным прошлым, как у Люськи.

Достаточно встретить мужика, способного ради нее на многое.

Каменный полкан, при всех его ебучих недостатках, был способен ради Люськи на все. Вообще на все. Так же, как и я, впрочем.

Так что сестренке проще было вырулить в нормальную жизнь.

Да я бы и сам ее туда выпнул, если б нашла мужика хорошего. Не стал бы за собой тянуть.

Потому что для меня ситуация была вообще херовая.

Судимость, она как клеймо. Нужны либо большие бабки, либо большие связи, чтоб все это дело нивелировать.

А уж о том, чтоб устроиться на нормальную работу, или получить кредит в банке на развитие своего дела… Тут только мечты.

И потому то, что в итоге, после наших длительных пьяных бесед, предложил Васильич, поначалу показалось бредом, потом сказкой… Потом я протрезвел, прикинул хрен к носу… И обрадовался.