Секрет Коко - Ниам Грин

Я иду к выходу с рынка, наслаждаясь царящей здесь атмосферой, натянув шапку до самых глаз. Здесь в воздухе витает волшебство. Узкие улочки сплошь забиты прилавками, все торгуют, перекликаются между собой и зазывают покупателей. Пробираясь через толпу людей с румяными от холода щеками, я думаю о том, что Тэтти, возможно, тоже гуляла по этой улице. Быть может, она тоже останавливалась у некоторых лавочек и изучала выставленные на их прилавках товары так же, как и я, не выпуская из рук ту самую сумочку, которую я бережно храню в своем кожаном рюкзаке. Я почти чувствую, как иду прямо по ее следам.

Я вдыхаю аромат свежесваренного кофе, витающий в морозном воздухе, смешиваясь с хорошо знакомым мне запахом старины. Будь у меня чуть больше времени, я бы прогулялась по рынку с чашкой горячего кофе в руках, но если не выеду в театр прямо сейчас, то могу упустить возможность пообщаться с Бонни Брэдбери. Репетиции идут целый день — во всяком случае, так сказали Рут, когда она звонила в театр. Возможно, у меня есть лишь один шанс, и я не могу его упустить.

Спустя полчаса и одну поездку на знаменитом лондонском красном автобусе я поворачиваю за угол и вижу по левую сторону дороги здание театра «Парлор». На вид это сооружение довольно ветхое, кое-где на его стенах пооблупилась краска, а неподалеку ветер треплет старые афиши давно позабытых спектаклей. Я не узнаю ни одного названия пьес из тех, что ставили в этом театре. Не совсем то, чего я ожидала — а рассчитывала я на нечто более респектабельное, — театр «Парлор» едва ли можно назвать первоклассным заведением.

Я замираю перед его порогом и делаю глубокий вдох. Хотела бы я, чтобы Рут пришла сюда вместе со мной, но она отказалась, так же как и тогда, когда я предлагала ей пойти вдвоем к Мэри Мур. Она объяснила это тем, что лучше мне пойти одной, и к тому же у нее якобы было какое-то очень важное дело, которое непременно нужно успеть сделать до отъезда из Лондона, а обо всех подробностях своего визита к подруге Тэтти я могла бы рассказать ей и позже. Когда я спросила, что это за загадочное дело, она смущенно потерла нос и сказала, что, если бы подобный вопрос ей задал полицейский, она не ответила бы даже ему, так что я оставила ее в покое. У Рут есть свои секреты — и она не очень-то любит ими делиться. Их отношения с Карлом с каждым днем становятся все теснее — и теперь я точно знаю, что они проводят вместе массу времени. Может, она хочет купить ему какой-то очень личный подарок. Должно быть, присмотрела что-то на рынке Элфи утром и теперь решила вернуться. Возможно, ей просто неловко об этом говорить.

Я снова смотрю на часы: сейчас или никогда. Толкаю дверь и вхожу в здание театра.

Я еще не увидела здесь ни одной живой души, но до меня тут же доносятся чьи-то крики.

— Какого черта ты творишь? — сердито вопрошает какой-то мужчина.

— Я не виновата! Ты пропустил свою реплику! — в тон ему отвечает женский голос.

— Только потому, что ты плохо выучила свои! Включи уже свой слуховой аппарат, Бонни!

Я остаюсь в вестибюле, не зная, как правильно повести себя в этой ситуации. Если я пройду через череду дверей, отделяющих меня от этих людей, то окажусь непосредственно в зале — а судя по этим крикам, репетиция прошла не слишком удачно. И вдруг створки дверей распахиваются прямо перед моим носом, и из зала летящей походкой выходит пожилая леди, за которой следует совсем юная особа.

— Я не могу так работать! — возмущается первая, ее глаза горят, она едва сдерживает пылающий внутри нее гнев. — Он всего лишь молодой дилетант.

— Давай-ка устроим небольшой перерыв, — предлагает ее подруга. — Потом попробуем еще раз. Увидимся в десять, хорошо? И в чем-то он прав: тебе действительно нужно пользоваться слуховым аппаратом.

С этими словами вторая женщина разворачивается и уходит обратно в зал, я вижу, как раскачиваются ее темные волосы, убранные в высокий «конский хвост».

Это же она! Бонни Брэдбери собственной персоной.

Она по-прежнему не замечает меня, так что я успеваю получше ее рассмотреть. Бонни — высокая, почти одного роста со мной, она одета в длинную летящую разноцветную блузу до колен и прямого кроя черные брюки, доходящие до середины стройных, красивых лодыжек. Но самое потрясающее в ней — это волосы, чистое серебро. Они струятся по спине, окутывая плечи, будто сияющий плащ. На ее лице заметны морщины, да, но высокими скулами нельзя не залюбоваться. Сразу видно, какой красавицей она была в свое время — эта женщина и сейчас выглядит необычайно привлекательной. Кстати, она сразу напомнила мне Рут — они будто сделаны из одного теста.

Я пытаюсь собраться с духом и представиться ей, как вдруг она оборачивается и замечает, что за ней кто-то наблюдает. Женщина расправляет плечи и как будто становится выше ростом.

— Чем могу вам помочь? — спрашивает она.

— Здравствуйте. Меня зовут Коко Суон.

— Как?

— Коко Суон. Я все никак не могла набраться смелости заговорить с вами.

Не успеваю я закончить фразу, как ее слуховой аппарат вдруг издает отвратительное жужжание и Бонни морщится, потирая ухо:

— Клянусь, они это делают нарочно, чтобы меня позлить, — досадует она. — Давайте пройдем в мою гримерную, там тихо и спокойно.

Не говоря больше ни слова, она открывает дверь и идет по длинному узкому коридору, так что мне остается только неотступно следовать за ней, превратившись в ее тень. Когда мы оказываемся в ее тесной гримерке, она первым делом закуривает тоненькую ментоловую сигарету. Я никогда не была в настоящей гримерной, и, оказывается, совсем неправильно представляла себе подобное помещение. Комната невыносимо мала — вместо зеркала во всю стену, обведенного по контуру гламурными огоньками, как часто показывают в фильмах, я вижу крошечное зеркальце, покрытое трещинами и брошенное на стуле в углу. Красный ковер на полу сильно вытерт, а стену украшает липкое пятно сырости. В другом углу шумно работает осушитель воздуха. Вокруг меня на стенах висят фотографии, на которых — сцены из разных спектаклей. У большей части из них уже закрутились уголки, да и изображение сильно поблекло от времени — или, возможно, от дыма.

Бонни опускается на маленький двухместный цветастый диванчик, стоящий между переполненной мусорной корзиной и пустой вешалкой для верхней одежды. Женщина похлопывает по подушке рядом с собой, приглашая меня присесть рядом. Довольно странно сидеть так близко, но у меня не остается иного выбора, ведь я очень не хочу ее обидеть.

— Мне, конечно же, нельзя здесь курить, — усмехается она, глубоко затягиваясь, а затем с самодовольным видом выдыхая сигаретный дымок. — Но правила для того и созданы, чтобы их нарушать, согласны?

— Угу, — невнятно отвечаю я. Я ни в коем случае с ней не согласна, но у меня создается впечатление, что она принадлежит к числу тех своенравных женщин, с которыми нельзя пререкаться, и точка.

— Итак, милая моя, чем я могу вам помочь? И говорите погромче, пожалуйста. Я почти ничего не слышу в последнее время, — просит она, отправляя окурок точно в пепельницу, стоящую между нами на спинке дивана. В ней уже лежит с полдюжины таких же, фильтр каждой сигареты отмечен поцелуем ее ярко-алой помады.