Самородок - Бернард Маламуд

— Когда же, Мемо, ты наконец поймешь, что я не Бамп?

— Не злись! — Она подняла к нему лицо. — Я хотела сказать только то, что ко всем моим друзьям отношусь одинаково. — Мемо была совсем близко, и Рой чувствовал ее теплое дыхание. Он заключил ее в объятия, и она тесно прижалась к нему и позволила потрогать «больную» грудь. Но когда Рой попытался подвинуть ее к кровати, Мемо высвободилась и сказала «нет».

— Почему нет? — выдохнул Рой.

— Я нездорова.

Он не поверил:

— А что с тобой?

Мемо рассмеялась:

— Ты, Рой, бываешь таким невинным. Когда девушка говорит, что нездорова, она должна тебе все рассказать?

Теперь Рой понял и смутился, потому что вел себя как последний глупец. Приставать с объятиями он больше не стал и принял за добрый знак, что Мемо заговорила с ним так интимно.

«Рыцари» взяли в Бостоне свои три игры, а на следующий день двойной хедер в Эббетс-Филде, что составило семнадцать побед подряд на пути их возвращения в верхние строчки сезона. Перед тем как Рой вышел из спада, они упали на пятое место, отставая на двенадцать игр, затем постепенно поднялись на третье и после двойной победы в Бруклине отставали на две игры от Филсов, которые весь сезон бились с «Кардсами» и «Доджерсами». «Пираты», трижды подряд побитые «Рыцарями» во время их Западного турне, все еще занимали первое место, на две игры опережая «Филсов» в розыгрыше первенства Национальной лиги.

Когда «Рыцари» вернулись на родную площадку для серии в три игры с плетущимися в конце «Редами», весь город проснулся от спячки. Придя в себя от потрясающего сюрприза, который преподнес им блестящий прогресс команды, фанаты собирались толпами. Они набивались на трибуны и смущенно улыбались, потому что большинство из них за время пережитого Роем спада завязали с «Рыцарями». Теперь целые кварталы вокруг стадиона гудели от криков людей, вываливавшихся из подземки, троллейбусов и автобусов и шествовавших по переполненным улицам к заколоченным досками (к великому сожалению Судьи) с утра этого дня билетным кассам. Возбужденные полицейские с багровыми лицами, усиленные конными нарядами, пытались оттеснить всех туда, откуда они пришли. После долгих лет веселья, когда можно было вдоволь потешаться над «Рыцарями», город охватило предчувствие большой игры. Люди склонялись к радиоприемникам, вытягивали шеи в барах, чтобы взглянуть на чудо-мальчиков, названных так спортивными журналистами со всех концов Америки, которые теперь набивались в единственную, некогда пустовавшую, ложу прессы. Каждое движение этих чудо-мальчиков вызывало у их фанатических сторонников бурю восторга. Она расходилась кругами, концентрируясь вокруг фигуры Роя Хоббса, героя и несомненного человека судьбы. Он, говорили все, приведет «Рыцарей» к победе.

Фанаты нежно любили Роя, но Рой не любил фанатов. Он не забыл их подлого поведения в тот момент, когда переживал свой черный час. Часто ему хотелось засунуть в глотки фанатов их радостные вопли… Вместо этого Рой вымещал свои чувства на мячах, разнося их в мелкие клочки. Казалось, он считает лучшим способом отплатить фанатам, питчерам, издевавшимся над ним, и статистикам, которые подсчитывали и описывали его неудачи, — побить все возможные рекорды. Выходя с мячом, Рой напоминал охотника, выслеживающего медведя или того, кто мечтает поймать недоступную звезду. Рой не успокаивался до тех пор, пока, подняв Вундеркинда, не закручивал мяч над крышей, к горизонту. Часто, без очевидной причины, Рой ненавидел мяч, в который было вложено гораздо больше от него, чем он хотел бы выдать любому, кто когда-нибудь в сумрачный день откопает его среди грязи. Иногда, наблюдая за взвивающимся к небу мячом, Рой видел только круги, и ему казалось, будто он молотит по мячу потому, что всегда не любил круги. Они ведут в никуда, только обратно к тому, с чего начато, а он стоит и бьет по мячу, выбивая из Вундеркинда кольца дыма, и все радуются этому, как сумасшедшие. Чем больше они радовались, тем сильнее охладевал он к ним. Рой не мог перестать бить по мячу, и каждый удар только пробуждал голод по следующему (доктор сказал, что у него нет в кишках никакого солитера, а ест он так, потому что затрачивает много сил), но он не хотел никаких аплодисментов от этих олухов на трибунах. Один-единственный раз Рой на миг простил их, когда, рванувшись за свечой, почти врезался в стену, а они все ахнули от испуга и криками предупредили об опасности. Поймав мяч, он сдернул кепи, и от их воплей закачались стропила.

Пресса, которая во время его спада вела себя гнусно, также изменила тон. Все до единого (за исключением одного) осыпали Роя похвалами, превозносили его и в своих колонках называли «Новичком года»[60](хотя соглашались, что он больше похож на бывалого мастера, закаленного ветерана бейсбольных войн) и Самым полезным игроком. На годы вперед они заговорили о выдвижении Роя на персональную нишу в Куперстаунском Бейсбольном музее Славы. Репортеры писали, что он из бессмертных, гигант бейсбольного мастерства и больше напоминает кряжистых великанов восьмидесятых и девяностых[61], чем стройных мальчиков нашего времени. Рой возвращал к прошлому, к временам настоящих героев, а не субтильных мальчиков, работающих на публику, которые как грибы после дождя появились вокруг неспортивного бейсбола, — прирожденный мастер, каких не видать в наш собачий век, и разве не повезло им, счастливчикам, что он, появившись здесь и сейчас, совершает перед ними свои чудеса? Многие авторы с придыханием рассуждали о том, чего мог бы добиться Рой, начни он играть в двадцать.

Исключение составлял, конечно, Мерси. Его по-прежнему больше интересовало прошлое Роя, чем его нынешние достижения. Он часами просиживал в справочном отделе газеты, пытаясь раскопать возможные наводки на возможные преступления (что такое он скрывает от меня?), запрашивал информацию у начальников тюрем, шерифов, инспекторов по делам несовершеннолетних, директоров детских приютов и полупрофессиональных менеджеров во многих городах Западных и Северо-Западных штатов, назначал вознаграждение, побуждая спортивных журналистов маленьких городков к исследованиям прошлого и настоящего Роя. Усилия Мерси не приносили плодов, пока однажды, к его удивлению, он не получил письмо, написанное печатными буквами на листке из блокнота, от человека, который предложил за две сотни баксов кое-что рассказать о новом чемпионе. Макс, не раздумывая, пообещал деньги и получил свой первый прорыв. Балаганный актер из провинции клялся, что Рой выступал клоуном в маленьком бродячем цирке. В качестве доказательства он прислал афишу с изображенным на ней лицом клоуна — в бело-красной боевой раскраске. Клоун прорывался сквозь бумажный обруч. Рой изображал курносого Бобо, который, несмотря на деланное веселье, казался печальным и одиноким. Уверенный, что картинка вызовет сенсацию, Макс напечатал ее на первой странице с подписью «Рой Хоббс, Принц-Клоун Бейсбола». Однако большинство из тех, кто купил газету, не верили в то, что это Рой, а те, кто поверил, не придали этому значения.