Хулиган напрокат - Алёна Черничная

— Спасибо. Ага.

Открываю крышечку белоснежной посудины и обнаруживаю ее совершенно пустой.

— Сахар закончился.

— В шкафу перед тобой… — Макс чихает еще раз, — …на самой верхней полке еще есть.

Лезу туда, куда указал хозяин квартиры. Быстро нахожу взглядом упаковку с нужной надписью, а вот достать ее оказывается проблемой. Тянусь на носочках к верхней полке, но кончиками пальцев едва дотягиваюсь до нее.

— У тебя что? Кухня для великанов? — недовольно пыхчу я, подпрыгивая на месте.

Неожиданно чувствую горячие, но бережные тиски на своей талии, а через секунду я отрываюсь от пола. Макс, бесшумно оказавшись за моей спиной, легко приподнимает меня в воздух. Я замираю, забыв, что умею дышать.

— Тащи сахар, — усмехается Макс.

Все еще не дыша, легко дотягиваюсь до упаковки, хватаю ее так, будто бы это последняя пачка сахара в мире. И тут же снова оказываюсь на полу. А вот ладони Макса не спешат покидать мою талию. Аккуратно сжимая их, он плавно перебирает пальцами ткань моей рубашки.

А еще ощущаю, как моя спина соприкасается с каменным торсом Макса, который жжет своим сиплым дыханием мне затылок.

Мы так и стоим, словно прилипшие друг к другу. Макс сильнее сдавливает меня в своих руках, а мои пальцы впиваются в эту чертову упаковку сахара. Еще чуть-чуть и я сама рассыплюсь на такие же мелкие кристаллы — настолько бешено бьется в моей груди сердце.

— Мне одну ложку, — хрипит мне в волосы Макс, переставая держаться за мою талию.

Он отходит, а я молча киваю, стараясь не пошатнутся. Боже, надеюсь, Максим не заметит, что сахар я сейчас насыпаю трясущимися руками.

И так нервно потряхивает только меня. Ольховский, скинув все свои разбросанные вещи на кресло, вальяжно разместился на диване, с умным видом уставившись в телевизор на стене. Определив чашки с чаем на журнальный столик к уже привезенной курьером пиццей и бургерами, я скромно устраиваюсь в противоположном углу.

— Что смотреть будем? — Максим сосредоточенно листает какие-то обложки фильмов на экране.

— Только не ужастики, — ежусь я и забираюсь на диван с ногами, приметив одну из мерзких картинок какой-то сороконожки.

— Тогда… Предлагаю кино про супергероев. Смотрела?

Я вглядываюсь в выбранный постер фильма на телевизоре и отрицательно качаю головой.

— Да ладно?! — Макс, чуть ли не подскакивая на месте, округляет глаза. — Ты что! Это целая киновселенная, снятая по комиксам. Ну тогда у тебя нет выбора. Смотрим это.

— А если я ничего не пойму?

— А я тебе все объясню, — твердо заявляет он и жмет на «плей».

И Максим действительно объясняет. С таким заразительным энтузиазмом, что в какой-то момент я становлюсь поглощена в его рассказы больше, чем в яркие картинки на экране. Сама не замечаю, как впитываю каждое слово и жест Макса. Сейчас он как большой ребенок.

Его горящие глаза гипнотизируют, а мое сердце все чаще замирает. В моей груди не помещается какое-то странное, но жутко теплое чувство, когда смотрю на Макса.

Взъерошенные волосы, распахнутый взгляд и просто миллиард слов в секунду о своих любимых комиксах.

Я не замечаю, как пролетают несколько часов одного фильма.

— А вторая часть еще круче. Там такой замут. Закачаешься, — светящиеся глаза Макса чуть ли не закатываются от предвкушения.

А я машинально кидаю взгляд на часы, висящие на стене над кухонным столом. Черт. Если я не появляюсь дома через час, то дедушка обязательно начнет задавать вопросы. Особенно после вчерашнего. Все, жизнь без присмотра с его возвращением закончилась. Хочется кисло поморщиться. И видимо, Макс сразу же замечает мою перемену настроения.

— Если ты куда-то спешишь, то без проблем, можем потом досмотреть.

— Нет, все нормально, просто… — я замолкаю, перебив саму себя же тяжелым вздохом.

— Слушай, я так и не спросил… — азартный взгляд Макса вдруг меняется на виноватый. Ольховский кусает губы и проводит ладонью по волосам. — Тебе сильно попало от Аркадия Борисовича, когда я ушел?

Решаю пока не посвящать Максима в дедушкины ультиматумы, но и врать в глаза не люблю. Поэтому утыкаюсь ими в свои коленки и слегка недоговариваю правду:

— Ну-у, — тяну я. — Он был немного ошарашен, узнав, что мы с тобой общаемся.

— Ошарашен, значит, — с подозрением хмыкает Макс. — Честное слово, я был вежлив, как мог.

— Ты не виноват, он просто сложный человек.

— Поэтому у меня одна надежда на тебя. Или твой дед меня четвертует на пересдаче и я пойду оттачивать навыки маршировки, — не без иронии констатирует Ольховский.

Тяжко вздыхаю, утыкаясь лбом в спинку дивана. Меня опять посещает это противное чувство, как будто меня сдавливают с двух сторон: Макс и дедушка.

Мне придется выбрать…

— Так что? Вторую часть включаю или ты все-таки уже уходишь? — спрашивает Максим.

Дедушка или Макс? Я не знаю, что будет завтра, но сейчас решение принимаю практически без колебаний.

В этот раз мы смотрим кино более в молчаливой обстановке. Макс что-то попутно комментирует, доедая пиццу, а я стараюсь полностью погрузиться в происходящее на экране. Пытаюсь даже лишний раз не глазеть на Ольховского, чтобы легче собраться с силами и уехать домой.

Но в какой-то момент понимаю, что фильм идет уже в полной тишине. Бросаю взгляд туда, откуда до этого на протяжении прошедшего часа не прекращался поток слов.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍И в груди пронзительно щемит.

Макс спит.

Примостился полулежа боком на диванные подушки и, возможно, видит уже не первый сон. Его грудь плавно опускается и поднимается.

Теперь мне точно пора домой. Осторожно выключаю телевизор с пульта, погружая гостиную в полумрак. Бесшумно привстав с дивана, тянусь за пледом, лежащим позади Макса. Взяв пушистую ткань в руки, хочу накрыть сопящего богатыря, но позволяю себе всего на секундочку зависнуть на нем взглядом.

Широкие брови смешно сведены к переносице, а выразительно крупные губы сложены невинным бантиком. Невыносимо хочется коснуться их пальцами… А еще невыносимее хочется снова почувствовать то, как они целуют…