Оленьи сказки - Ирина Селиванова

– Черт возьми, нет!

Йонас обогнул телегу, растолкав людей вокруг себя.

– О, а вот и Йонас, он пришел со мной, и он…

– Я ее дядя. – Йонас подошел и обнял Олененка.

– Йонас? – Паулис удивленно приподнял бровь. – Разве твое имя не Вилкас?

– Да, ее отца звали так, и я не против, чтобы она и меня так называла. – Он постарался улыбнуться.

– Нет, моего… – начала было Олененок, но Йонас крепко сжал ее за плечи. – Ай!

– Было очень приятно увидеться, Паулис, но нам пора. Мы еще хотели успеть посмотреть на танцы. Может, моя племянница даже поучаствует, она давно готовилась. – Йонас мягко подтолкнул Олененка вперед.

– Мне тоже, Йонас. А как же зовут твою очаровательную племянницу? – От проницательного взгляда хотелось спрятаться. Сейчас Паулис, несмотря на свое доброе и открытое лицо, вдруг напомнил Йонасу змею, готовую укусить.

– Э…

– Ольнена, – громко сказал он, погладив Олененка по голове. – И нам действительно уже пора.

Йонас крепко схватил Олененка за руку и быстро пошел вперед. Он чувствовал, как его спину прожигает взглядом Паулис. Неприятное липкое ощущение распространялось внутри.

– Ты сошел с ума? – вывернулась Олененок, когда они свернули в переулок. – Зачем ты ему наврал? Зачем сказал, что ты мой дядя? Ты что, не можешь не врать?

– Так было нужно.

– Кому нужно? Я не понимаю, почему он знал тебя под другим именем? Йонас, что происходит?

– Я просто хотел защитить тебя, олененок. Потому что я – твой друг, а он – нет.

– Не друг? – Она озадаченно свела брови. – Но разве этот праздник не в честь меня? Разве не все тут – мои друзья?

– Я не могу сказать тебе точно, но прошу, поверь мне.

Олененок задумалась, а потом вздрогнула, вспомнив что-то.

– Мне стоит быть осторожной в выборе друзей, верно?

– Да, это хорошо, что ты понимаешь.

– Ведьма сказала мне об этом. И я выбираю тебя. – Она протянула руку. – Давай вернемся домой?

Йонас снял свой плащ и накинул на Олененка, а после крепко сжал ее ладонь. На душе было неспокойно.

Рута сняла сумку и потерла плечо. Она устала. Ноги гудели после долгого дня, а в животе урчало, но все же она чувствовала себя довольной. Лес встретил ее приветливым шепотом листьев, неуемным гомоном птиц и тихим кваканьем лягушек на озере.

Рута всегда любила это время: пробуждение природы после долгой зимней спячки так напоминало ей собственную историю. Она видела ветки, еще недавно черные и сухие, а теперь покрытые свежей зеленой листвой, и чувствовала, что и у нее есть шанс на будущее.

Но словно снег, залежавшийся в глубоких канавах и тени деревьев, ее не покидал страх. Рута смотрела на Йонаса, и в полутьме комнаты его лицо вдруг напоминало ей о графе. Сердце болезненно сжималось. Она так не хотела вновь ощущать себя опустошенной.

В тени дерева пахло мхом и свежей травой. Рута удобнее устроилась меж корней и достала заготовленный обед. Хлеб, который с утра был еще горячим и мягким, остыл и насквозь пропитался запахом вяленого мяса.

После обеда Рута ощутила усталость сильнее прежнего. Голова казалось тяжелой, веки закрывались. Она поднялась и размяла затекшие мышцы. День клонился к вечеру, а она должна была успеть сделать еще одно дело.

Старый куст орешника засох два года назад. Он чах, листья желтели и опадали, но сколько бы Рута ни пыталась его лечить и удобрять – каждую новую весну ему становилось лишь хуже. Она и сама не знала, почему не посоветовала лесорубам срубить его. По неясной ей самой причине к погибающему кусту Рута испытывала жалость.

Рута долго откладывала визит к поляне, на которой рос орешник. Позволить ему остаться на еще один год она не могла – засохший, он легко мог бы стать причиной пожара. Но и выносить приговор ему не хотелось. Рута глубоко вздохнула и вышла на поляну.

Она не могла поверить своим глазам: высокий куст пестрел яркой зеленой листвой, изящные сережки игриво кружились на ветру. А рядом, почти сплетаясь корнями и листьями, стоял новый куст. Молодой, но крепкий и свежий, он не только рос сам, но и поддерживал жизнь другого.

На глаза навернулись слезы. Рута знала, что кусты орешника лучше уживаются вместе, но и представить не могла, что присутствие второго может вдохнуть новую жизнь. Она смотрела на переплетения веток и думала о себе и… Йонасе. Рута не подпускала его к себе, боялась и замыкалась.

Ей казалось, стоит открыться ему, как он похитит часть ее сердца и навсегда исчезнет, увлекшись новой мечтой. Но глядя на листочки, едва касавшиеся друг друга, она вспоминала, как нежно ладонь Йонаса касалась ее щеки. Как крепко сжимала ее руку в миг отчаяния. Как уверенно звучал его голос, когда Руте так необходима была помощь.

Йонас давно стал для нее больше, чем другом. И от осознания этого внутри разливалось тепло. Рута обняла себя руками и улыбнулась. Закатное солнце окрасило небо в розовые цвета. Вдалеке пели малиновки. Рута поправила сумку и уверенно пошла вперед. Ее ждали дома.

Обратная дорога всегда казалась короче. Руте нравилось возвращаться к поляне и издалека смотреть на небольшой дом. Она и раньше любила греться в большом кресле, когда мир за окном переставал существовать, оставляя лишь ее саму, горячий чай, вышивку или плетение. Но теперь, когда дома ее ждали Олененок и Йонас, она чувствовала себя по-настоящему счастливой.

Хотя днем стояла теплая солнечная погода, вечера еще были прохладными. Кончики пальцев замерзали, а тело пробирала легкая дрожь. Руте не терпелось войти в дом, снять сапоги и растопить печь. Она собрала грибов, из которых вышел бы ароматный суп к ужину.

Рута вышла на поляну и нахмурилась: в окнах не горел свет. В животе неприятно заурчало, липкое скользкое ощущение тревоги медленно сжимало грудь. Рута глубоко вздохнула. Могло быть множество разумных объяснений. Она вернулась позже, чем хотела, быть может, Олененок уже легла спать. Или затеяла игру в жмурки.

Рута постучала и прислушалась. Шум шагов, звон посуды, приглушенный смех – все это могло бы выдать Йонаса и Олененка. В доме стояла оглушительная тишина. Рута ударила по двери сильнее и требовательнее. Костяшки отозвались болью.

– Олененок? – Сухие губы едва разомкнулись, Рута облизнула их. – Олененок!

Никто не ответил. Тревога подступала к горлу удушающим комом. Рута достала ключ. Пальцы, всегда такие ловкие и проворные, почти не подчинялись. Дом встретил ее леденящей пустотой. Серые тени опустились на лавку, полки, стол и кровать. Свечи стояли нетронутыми. Никого не было.

Страх сковывал. Рута замерла посреди комнаты, не зная, как поступить. Причин не доверять Йонасу… не было. По крайней мере, ей хотелось в это верить. Но давящая тишина и пропавшая обувь Олененка говорили лишь об одном: они с Йонасом ушли. И ушли далеко.