Жизнь и смерть Бобби Z - Дон Уинслоу

Монах вешает трубку и упирается взглядом в океан. Окна в гостиной от пола до потолка, так что сделать это нетрудно. Дом расположился на выступе скалы, с трех сторон окружен утесами, так что, если кому захочется окинуть взором водную ширь, можно это сделать, не напрягая шею. Справа виден пляж в Эль-Морро, а слева – Лагуна-Бич. Из дома открывается вид ценой в миллион, что неудивительно, поскольку стоит этот дом в три раза дороже.

Деньги с травки. Деньги Бобби Зета.

Проблема в том, что теперь он вернулся.

Больше всего Монаха потрясает не то, что Бобби вернулся (это проблема материального мира), а то, что исполнилось пророчество Полного Улета.

Если ты послал Бога подальше, то исполнение пророчеств невольно тебя малость настораживает.

Зоопарк? – думает Монах. С каких это пор Бобби стал ходить по зоопаркам? Почему не встретиться в пещере в Солт-Крик-Бич, как они делали раньше? Или на ступеньках в Три-Арч-Бей? Почему зоопарк?

Потому что он тебе не доверяет, отвечает себе Монах. Он хочет встретиться в людном месте.

Паранойя, вздыхает Монах, отодвигая стеклянную дверь и выходя на террасу. Паранойя, извечное проклятье наркотического рынка.

Двадцать штук и паспорт. Двадцать штук? Для Бобби это – карманные деньги, но он, похоже, так и рвется их получить. И паспорт. Бобби снова намылился свалить из страны, а значит, его наверняка припек не только дон Уэртеро. Из-под юрисдикции дона Уэртеро не вырвешься. Во всяком случае, пока дышишь.

И кого Бобби решил надуть этим «что я сделал дону Уэртеро»? Монах задумывается: может быть, рядом с Бобби был человек, слушавший их разговор? Может, Уэртеро уже заполучил Бобби, и тот пытается подставить меня?

В этом безбожном мире не существует преданности, вздыхает Монах.

А дело-то в том, что Монах порядочно ободрал дона Уэртеро. Да и Бобби, если уж на то пошло. Бобби забрал деньги этого старого мексиканца – три миллиона долларов yanqui,[42]– чтобы закупить на них какой-то тайский опиум, и переправил их ребятам Уэртеро в Бангкок. Но Монах сдал этих ребят тайской полиции, а потом разделил с тайцами опиум и прибыли.

Извините, дон Уэртеро, но тайская полиция поймала ваших ребят. Скажите «adios» вашим инвестициям. Не повезло.

Что ж, думает Монах, наблюдая, как серферы штурмуют волны над рифом близ Эль-Морро, Уэртеро, видимо, об этом пронюхал.

И теперь он в бешенстве.

У Бобби из-за этого неприятности, и он хочет узнать причину. Хочет заглянуть в отчетность. И, возможно, захочет вернуть эти деньги.

Нет, не может того быть, успокаивает себя Монах.

Он едет в город и предается раздумьям о сущем над итальянским капучино. Он до сих пор не может взять в толк, откуда этот завсегдатай психушек Полный Улет узнал, что Зет вернулся.

Это его пугает.

Настолько, что он едет в Дана-Пойнт посмотреть, как там яхта.

Оглядывается через плечо, быстро шагая вниз по причалу, однако не видит Полного Улета и вообще никого не замечает. Он занят размышлениями о том, что даже полоумному может раз в жизни повезти в старом добром пророческом бизнесе.

«Если пришествие мессии мог предсказать твердолобый безумец Иоанн Предтеча, – утешает он себя, – то, наверное, может и Полный Улет. Так что расслабься».

Монах спускается вниз и начинает орудовать отверткой и ножом. Два часа спустя он снимает кусок обшивки и залезает внутрь корпуса.

Ощупывает аккуратно завернутые упаковки наличных.

Затем некоторое время прилежно трудится, ставя секцию на место, а мысли его скачут как блохи с больной собаки.

Может быть, пора уплыть подальше.

Но сначала он должен передать Бобби его мелочь и паспорт.

А потом убить его.

Гружа злится, потому что испачкал пеплом новые ботинки.

Он стоит среди развалин виллы Брайана Кэрвье, и ветер заносит пеплом новенькую пару его кожаных «бостонов», которые он купил на распродаже в «Нордстроме».

Еще Гружа недоволен тем, что Брайана шлепнули почти две недели назад, а ему до сих пор никто не удосужился об этом сообщить. И вот он стоит в какой-то чертовой дыре, глядя на останки первостатейного извращенца и жулика Брайана Кэрвье, у которого такой вид, точно его обожгли напалмом, и думает, что в катастрофе подобного масштаба наверняка должен был как-то участвовать этот безмозглый осел Тим Кирни.

– Уголь в легких? – спрашивает Гружа у юного агента ДЕА. Кажется, парнишка работает у них не больше месяца… И как же его, черт бы побрал все на свете, зовут?..

– Медэксперт говорит – нет.

– Значит, Брайану повезло, – произносит Гружа. – Умер до пожара. А что, одежда у него вся сгорела?

– Нет, он был голый.

Что ж, удача удаче рознь, думает Гружа.

– И они говорят, что Бобби Зет был здесь? – спрашивает Гружа примерно в пятнадцатый раз.

– Мы взяли в Боррего-Спрингс кое-кого из слуг, которые тут работали, и все они утверждают, что сеньор Зет был гостем этого дома.

– Но мы не нашли тела сеньора Зета, – в очередной раз повторяет Гружа.

– Нет.

«Потому что сеньор Зет – более пронырливый ублюдок, чем мне казалось», – вынужден признать Гружа.

– А что там с этим погибшим колбасником? – интересуется Гружа.

– Отказал двигатель, – отвечает парень. – Видимо, его смерть никак с этим делом не связана.

– Ты что, идиот? – осведомляется Гружа. – Тут сжигают дотла дом наркодилера и работорговца, а один колбасник, его партнер по бизнесу, падает с неба, что твой метеор, а посреди пустыни здоровенная скала вся усыпана трупами индейцев, как в каком-то фильме с Джоном Уэйном, и ты думаешь, что все это друг с другом не связано? Думаешь, в дом попала молния и он взорвался? Как Нагасаки? Откуда ты такой взялся? Из Айовы?

Парень краснеет, и солнце тут явно ни при чем.

– Из Канзаса, – отвечает он.

– Гребаная мечта любого агента! – взрывается Гружа. – Я иду против долбаного дона Уэртеро, и долбаного Бобби Зета, и хрен знает еще каких долбаных ублюдков, а со мной – только какой-то придурок из Канзаса! Скажи мне правду, у вас там, в Канзасе, есть наркотики?

– Конечно.

– «Конечно»! И какие?

Парень начал перечислять, но Гружа его не слушал. Груже пришло в голову вот что: теперь всеамериканский неудачник Кирни поверил, что он и есть великий Бобби Зет, и начал метить свой путь трупами, точно хлебными крошками. Этот паршивый раздолбай возомнил себя братцем Гензелем – хорошо еще, если не сестрицей Гретель. Что ж, по крайней мере, он оставил след.