Жизнь и смерть Бобби Z - Дон Уинслоу

Джонсон здоровой рукой хватает Мейси за горло и впечатывает головой в окно. Раз, два и три, покрепче, до тех пор пока на стекле не появляется пятно крови.

– Нет, это ты послушай, мистер, – говорит Джонсон. – Ты получил пять сотен – и будь доволен. И ты будешь держать язык за зубами, а то, обещаю, я вернусь и тебя измочалю. Понял? А теперь – где он?

– «Нотти пайн», вверх по дороге. Хижина восемь, – хрипит Мейси. Рука Джонсона по-прежнему крепко сжимает его шею.

– Сейчас он там? – уточняет Джонсон.

Мейси качает головой.

– Ты мне правду говоришь?

Мейси кивает.

– Куда он двинул? – спрашивает Джонсон, опасаясь, что удача все еще не покинула Бобби и он уже сдернул оттуда.

– Не знаю, – хрипит Мейси.

– Черт! – досадует Джонсон, выпуская его.

И в ту же секунду жалеет об этом, потому что старый козел проворно заводит руку назад, и Джонсон понимает, что за поясом у него, похоже, пистолет.

У Джонсона нет времени доставать собственную пушку, так что он бросается на пассажирское сиденье всей тяжестью, вжимая Мейси в дверцу, придавливая руку Мейси его же телом. Джонсон давит и давит, чтобы старик не смог вытащить руку с пистолетом, а тот все пытается высвободить руку, чтобы выстрелить в Джонсона.

Окна в машине начинают запотевать: двое борющихся с хрипом выдыхают влажный воздух. Джонсон видит, что глаза у Мейси лезут на лоб – старик из последних сил дерется за свою жизнь. Джонсон хорошенько упирается ногами в пол и надавливает еще сильнее.

Проклятое плечо чертовски болит, но здоровая рука должна быть свободна, чтобы вытащить пистолет из кобуры на бедре. Джонсон и сам не понимает, как умудряется сделать это. Глаза Мейси выпучиваются еще больше, словно у лошади, которая в первый раз увидела седло и поняла, что его наденут на нее.

Джонсон тычет своим «сорок четвертым» старику в зубы. Мейси издает задыхающиеся звуки и дергает головой – Джонсону трудновато удержать ствол у него во рту, когда он нажимает на спуск – раз, еще раз.

Джонсон убирает оружие в кобуру, заводит мотор и уезжает. Пассажирское окно все в крови, волосах и ошметках мозга, но он полагает, что сможет все это почистить по приезде в мотель.

Бобби он хочет подождать в его комнате.

Джонсон подкатывает к мотелю «Нотти пайн», осматривается и затаскивает труп Мейси в контору. Сажает его в задней комнате и пристраивает в руку пистолет. Находит ключи от домика номер восемь. Немного проехав по дороге, оставляет грузовик у живописного поворота. Пешком доходит до восьмой хижины и вставляет ключ в замок.

Тим оставил Кита рядом с гориллами. Там на небольшом возвышении стоит скамейка, в этом месте мальчика легко будет отыскать.

– Никуда отсюда не уходи, – сказал он. – Я вернусь через пару минут.

– Куда ты…

– Будь здесь, – повторил Тим.

– Ладно, ладно.

Кит надулся, но Тиму сейчас не до этого. Если все пройдет нормально, он тут же вернется, если же ненормально – незачем втягивать в это ребенка.

Ребенок сидел на скамейке, отвернувшись от Тима.

– Сейчас вернусь, – повторил Тим.

Кит упрямо смотрел в сторону горилл.

По пути к слонам Тим завернул в туалет. В кабинке он насадил самодельный глушитель на ствол и пристроил пистолет за ремень спереди. Достал из сумки противень, засунул его в брюки сзади и опустил джинсовую куртку.

На выходе он несколько раз прошелся мимо зеркала, чтобы посмотреть, какая у него походка. Вроде обычная, разве что напряженная немного, решил Тим и с грустью подумал, что лишится всяких надежд на дальнейшую половую жизнь, если пистолет случайно выпалит.

С выбором места встречи ему повезло. Слоновий вольер находился в конце широкой прямой аллеи, и Тим по пути к слонам отлично разглядел Монаха, который по-прежнему там маячил. С запястья у него свисал белый пакет.

Тим все пытался вычислить, не явился ли на встречу еще кто-нибудь, кому не следует, но не видел поблизости никаких слишком очевидно праздношатающихся людей. В основном тут были, похоже, иностранные туристы, группы школьников и старики. Да он толком и не знал, кого высматривать. Во всяком случае, парни в темных очках, с рациями и автоматами вокруг не стояли.

Вскоре Монах заметил Тима, снял темные очки и бросил на него делано равнодушный взгляд – так смотрят на человека, притворяясь, будто не заметили его. Затем надел очки, обернулся к слонам и облокотился на перила. Тим встал рядом.

– Рад тебя видеть, дружище, – произнес Монах. – Прошло уж… сколько?

– Много, – ответил Тим.

– С виду ты…

– Переменился, – закончил Тим. – И ты тоже.

– Время…

– Да, – согласился Тим. – Монах…

– А?

– Не смотри вниз, но у меня девятимиллиметровый с глушителем, и смотрит он прямо тебе в брюхо.

– Не доверяешь мне, Бобби?

– Я никому не доверяю, Монах, – сказал Тим. – Теперь давай меняться пакетами.

Сквозь очки Монаха Тиму ничего не видно, но он замечает легкое движение головой, которое много раз видел в тюрьме, – взгляд через плечо, предупреждающий об опасности сзади.

Он улавливает его за долю секунды до того, как лезвие тяжелого ножа скребет о противень. Острие соскальзывает и ранит Тиму бок. Тим глядит вниз на окровавленное лезвие. Правой рукой зажимает локоть нападающего, левой хватает его за запястье и выкручивает, дергая вверх, пока не слышит, как рука нападающего с хрустом ломается в локте, и тогда он его отпускает.

Монаха рядом нет.

Тим уходит еще до того, как неудавшийся киллер грохается на землю.

Он слышит, как какая-то старушка голосит: «У него обморок!» – и думает, что слоны тоже поражены, потому что они трубят, как в старых фильмах про Тарзана. Тут Тим соображает, что нож все еще у него в руке, и выкидывает его в проволочную корзину для мусора поверх коробки из-под пиццы.

Развивается очередное классическое провальное дело в стиле Тима Кирни, думает он, и только тут замечает, что из правого бока сочится что-то теплое и липкое – кровь, и понимает, что он был бы уже мертв, если бы не принял меры предосторожности, воспользовавшись старым фокусом, которому научился на тюремной кухне. Он хорошо помнил удивленное выражение на тупом лице этого идиота из окружной тюряги Фресно, что в Калифорнии, когда тот подкрался, собираясь порешить Джонни Мэка, и дешевенькое перо отскочило от кухонного подноса, а Мэк обернулся, вылупился на него и потом колошматил, пока не подоспела охрана, а Джонни Мэк – это, черт дери, здоровенный негр.

«Какого хрена я про это думаю, – спохватывается Тим, – у меня нет времени предаваться воспоминаниям, за мной же гонятся».