Древо Иуды - Арчибальд Кронин

Последовала длинная пауза. Мори, склонив голову, пытался привести в порядок мысли. Затем, по-прежнему находясь под впечатлением от услышанного, он поднялся и со словами благодарности сунул Дональдсону банкноту. Старик для приличия поломался, а потом уставился на гостя сквозь очки с нескрываемым любопытством.

— Зрение сейчас уже не то, — жаловался он, провожая Мори к двери. — Но у меня какое-то странное чувство, будто я видел вас раньше. Можно узнать, кто вы?

— Считайте меня просто человеком, который намерен принести добро Мэри Дуглас и ее дочери.

Он произнес свое заявление твердо, с полным осознанием новой честной цели и, повернувшись, пошел к машине. Только сейчас он понял, насколько иллюзорны были его надежды. Все, что рисовало его воображение, ошибочно зиждилось на романтическом воссоздании прошлого. Неужели он действительно ожидал, что спустя тридцать лет найдет Мэри такой же, как в день, когда покинул ее, — милой и юной, нежной и страстной, по-прежнему девственной? Бог свидетель, он очень этого желал. Но чуда не произошло, и вот теперь, услышав историю женщины, долго его оплакивавшей, которая все-таки вышла замуж, хотя и не по любви, затем потеряла мужа-инвалида, терпела невзгоды, неудачи, возможно даже бедность, тем не менее пожертвовала собой, чтобы дать дочери достойную профессию, — узнав обо всем этом, он вернулся в реальность и с холодной головой осознал, что Мэри, которую он найдет в Маркинче, будет женщиной среднего возраста, с натруженными руками, усталым мягким взглядом, побитая судьбой, а потому, быть может, ей будет легче простить его и принять щедрые знаки внимания.

На сердце потеплело от этих мыслей, пока он ехал обратно в Уинтон сквозь очаровательные речные сумерки. А потом вдруг его осенило, что он позабыл узнать у Дональдсона насчет Уилли. Непростительная оплошность! Что же случилось, спрашивал он теперь себя, с тем смышленым, любознательным мальчишкой, терзавшим его вопросами в вечерние часы? Совсем скоро он это выяснит, причем от самой Мэри.

Пробило семь часов, когда он достиг отеля, а так как целый день он почти ничего не ел, то успел сильно проголодаться. Наскоро приняв душ и причесавшись, он спустился в гриль-зал, заказал двойной ромштекс с луком и печеным картофелем, а также пинту местного эля — все с таким апломбом, как будто вообще никуда не уезжал. После он поддался соблазну и взял десерт — пирожное со светлой патокой. До чего же хороша местная кухня! Он накинулся на еду, утешаясь сознанием, что завтра с утра пораньше двинется в Эдинбург, а оттуда — в Маркинч.

Хотя автомобиль работал не как часы, периодически барахлил один из цилиндров, Мори решил не менять его, чтобы избежать ненужной задержки в агентстве, и в одиннадцать часов на следующее утро, расплатившись по счету в отеле, отправился в Эдинбург. Судя по дорожной карте, Маркинч располагался где-то в пяти милях от Долхейвена на восточном побережье. Видимо, это была небольшая деревушка — по крайней мере, он никогда о такой не слышал, а ограниченное число ее обитателей, несомненно, облегчит поиск.

День обещал быть серым и ветреным, по небу носились тяжелые тучи, но ближе к вечеру, когда Мори добрался до Эдинбурга, сквозь облака прорвалось низкое солнце и осветило через зубчатый вал Эдинбургского замка сады на Принсес-стрит. Хороший знак, подумал Мори, сворачивая на восточную дорогу, чтобы ехать на Портобелло. Здесь у перекрестка на несколько минут перекрыли движение, чтобы пропустить девичий оркестр волынщиц «Портобелло герлз», маршировавший, как он решил, на какое-то местное собрание. Он с удовольствием поглазел на симпатичных шотландских девушек, шагавших под мелодию «Северного петуха» в клетчатых юбках, бьющих по ляжкам, и национальных шапочках-пирожках с ленточками, что развевались, когда из волынок вырывался воздух. Природные богатства Шотландии, сказал он себе с улыбкой, выделив опытным глазом нескольких самых многообещающих маленьких музыкантш. Сзади загудели автомобили, заставив его очнуться от грез. Он поехал дальше, через Масселбург и Ньюбиггинг. Миновав Госфордовскую бухту, он остановился на пустынном пляже и съел сэндвичи, захваченные из отеля в дорогу. И сразу в путь. Море искрилось, резкий ветер блуждал по стриженым лужайкам для гольфа и желтым дюнам, окаймленным острой белесой травой и спутанными клубками ароматных водорослей. Слева, вдали от берега, показался Басс-Рок,[42]а впереди, со стороны суши, — зеленая вершина Берик-Ло. Над перемежающимися песками с криком носились чайки. Он ощутил вкус соли в воздухе, полном брызг и песчинок, скрипевших на зубах, и почувствовал себя дома.

Он заранее наметил Долхейвен как удобный перевалочный пункт, но, покружив по городу в поисках отеля, не нашел ничего подходящего. Над неприветливой рыбацкой гаванью теснились низкие, открытые всем ветрам домики из красного песчаника, а их обитатели при виде незнакомца мрачно замыкались в себе. В конце концов он все-таки нашел дружелюбно настроенного аборигена, который направил его в гостиницу «Прибрежная», отрекомендовав ее самым лучшим образом. Она располагалась в двух милях от города, выше полей для игры в гольф. Мори обнаружил, что гостиница была во всех отношениях выше других, первоклассное заведение, где его радушно встретила хозяйка и провела в отличный номер в передней половине дома.

Приняв душ, он выяснил точный маршрут и после короткой поездки в сторону от моря по извилистым сельским дорогам, обсаженным боярышником, приехал в деревеньку Маркинч, которая, как подсказывал ему внутренний голос, и была его истинной и окончательной целью.

Эта уверенность успокоила ему нервы, пока он медленно катил по единственной пустынной улочке. По обе стороны выстроились беленные известью коттеджи, украшенные вдоль стен все еще цветущими побегами настурции. Вокруг — ни души, только на обочине дремала старая колли, приоткрыв один глаз. Он увидел сельский магазин, объединенный с почтой, затем кузницу, старомодную лавочку с окнами из бутылочного стекла и вывеской «Дамские шляпы», а напротив — небольшой домик, похожий на медпункт, с объявлением на двери: «Благотворительный центр». Где же навести справки? Наверное, все-таки в магазине с почтой, хотя в этом случае его приезд станет достоянием общественности. В конце улицы он собрался свернуть, когда чуть впереди заметил деревенскую церквушку с примыкавшим к ней домом пастора. Тут его осенило благодаря словам Дональдсона и желанию сохранить в секрете свое прибытие. Он подъехал к церкви, выстроенной в стиле шотландских баронов, с квадратной башенкой вместо шпиля, припарковался напротив, приблизился к домику — небольшому, но вполне приличному строению из серого камня — и потянул латунную ручку звонка.

После долгой паузы дверь открыл сам священник, маленький, болезненный человечек на чрезвычайно коротеньких ножках и с непропорционально большой головой, увенчанной густой седой шевелюрой. Старый черный костюм и потрепанный край пасторского воротничка придавали ему унылый вид, который только усиливало выражение лица. Судя по карандашу в одной руке и исчерканной рукописи в другой, он готовил проповедь, а ему помешали, но держался он вполне вежливо.