Щит и вера - Галина Пономарёва

– На сборы – тридцать минут. – И непрошеные гости вышли из дому.

Прасковья заплакала, за ней заревели девчонки. Евдокия, опустив руки, застыла.

– Что же это будет? – причитала Прасковья. – Как же это так? Как же детки-то?

– Женщины, давайте вяжите быстрее узлы! Главное – взять тёплую одежду, одеял побольше, охотничью палатку и всё обмундирование, лопаты, лом, рабочий инвентарь взять нужно и еды побольше. Другой скарб потом, если успеете. Собираемся быстро! – пытался организовать семью на сборы Анисим, сам изрядно волнуясь.

– Тятя, тятя, мы что, в гости к кому-нибудь поедем? – спросила Машенька, потирая непроснувшиеся глазки кулачками.

– Мы поедем в далёкие-далёкие страны, туда, где ещё не бывал никто, – как можно спокойнее говорил Анисим, чтобы не испугать детей.

Мальчишки, уже смышлёные подростки, не задавали вопросов, кинулись исполнять решение отца и стали собирать рабочий инвентарь и инструменты в большой деревянный, приспособленный для этого короб. Евдокия, открыв сундук, бросала тулупы, шубы, шапки, всё шерстяное, одеяла… Через полчаса в дом вновь вошли вооружённые люди, оказалось их пять человек.

– Ну что, готовы? – спросил всё тот же человек. – Учтите, за вами всего одна подвода, а вас и самих пальцев на руках не хватит, так что не войдёте – решайте, что бросите.

– Я ещё должен племянниц забрать. Это три девочки, они не помешают! – возразил Анисим.

– Ни о каких племянницах речи не идёт. Постановление касается только семьи Анисима Самсоновича Зыкова, – не терпящим возражения голосом продолжил старший группы вооружённых людей.

– Но это дочери моего брата, того самого белогвардейца, о котором вы говорили, они сироты, я должен их взять с собой! – продолжал возражать Анисим.

И тут не проронивший ни слова солдат, зайдя со спины, ударил его по голове прикладом.

– А, контра, ты ещё права качаешь! Ещё врезать? – с яростью выругался он.

Анисим чуть не потерял сознание, его оглушило, в голове стоял невероятный гул. Евдокия, вскрикнув, подхватила мужа и повела его из дому на стоявшую во дворе подводу, девочки заплакали. Растолкав скарб, узлы, закутав в тулупы детей, Евдокия с Прасковьей Самсоновной кое-как уселись и сами. Сани медленно тронулись, возница, тоже вооружённый солдат, потянул за вожжи запряжённого в сани рыжего коня Анисима. Все молчали. Вооружённый конвой шёл рядом с санями. На востоке зимнее небо стало розоветь. Начинался новый день…

Когда выезжали из деревни, то впереди увидели ещё сани, какая-то женщина сильно плакала.

– Это Носковы, Куприян Назарович с семьёй, – тихо прошептала Евдокия, – видно, не одни мы такие.

Каждое утро, проснувшись, селяне смотрели на дымы топившихся изб. Уже знали, что если дыма нет, то в доме прошли аресты и несчастные пропали в неизвестности…

К вечеру следующего дня приехали в Новосибирск. Возле обской пристани собралось большое количество таких же саней с раскулаченными «враждебными элементами». Это были десятки повозок с жертвами советской коллективизации в Сибири. Тысячи людей на подводах в сопровождении вооружённого конвоя двинулись по застывшей реке на север. Сани шли на приличном расстоянии друг от друга: видно, конвоиры боялись, что несчастные могут объединиться и учинить бунт. Поэтому каждую подводу сопровождал отдельный вооружённый конвоир. Общаться и даже видеть своих попутчиков арестованные не могли.

День за днём, в мороз, в метель, с небольшими передышками двигался трагический караван. Заканчивалась пища; дети, старики простывали и умирали в пути, а отчаявшиеся родичи даже не имели возможности похоронить умерших, закапывали их в снег. Обмороженные и ослабленные от голода и болезней множество арестантов было погребено в этом «белом саване безмолвия». Было непонятно, сколько их движется по назначенному кем-то пути, все движутся в одном направлении или нет?

Нелегко было и Анисиму с Евдокией сохранить своих детей. Вот уже месяц они в пути! Съедены все припасы. Конвой тоже терпел нужду. Несмотря на то, что конвоиры были в тёплых тулупах и с пайком, они выбивались из сил и переносили суровую сибирскую зиму в тайге непросто.

В один день подвода Анисима нагнала сбившихся в кучку людей, снятых с впереди едущих саней. Здесь было определено поселение. Среди поселенцев оказалось больше женщин. Они стояли, обхватив своих ребятишек в возрасте трёх – десяти лет.

– Стой! – обратившись к конвоиру Анисима, закричал старший конвоя. – Здесь не хватает двоих! У вас в обозе много людей, через край, оставьте здесь кого-то, всё равно в одном месте всем не позволят быть!

– Да возьмите вот пацанов! Аккурат двое их! – отозвался конвоир. И стал с саней за руки стягивать мальчиков.

– Да побойтесь Бога! Это же сыновья мои! – закричал Анисим, а Евдокия тут же запричитала. – Оставьте их в семье, ведь погибнут мальцы!

– Не сдохнут! Вон их тут сколько! Так по нормативу положено! – грозно ответил конвойный.

Мальчиков прикладами ружей отбили от крепко держащей их руками Евдокии, которая голосила и кричала, несчастная женщина не знала, как уберечь детей. Она просила о пощаде, о милости, просила конвойных взять, что они только пожелают, но всё было бесполезно.

Молчащие люди, глядя на мечущуюся мать и плачущих детей, тоже стали кричать и рыдать. Оказалось, этапированных распределяют в каждой точке по количеству, их вовсе не интересовали семьи, поэтому дети часто попадали без родителей в назначенное для поселения место. И это было трагедией для оставшихся в живых. Сыновей Анисима втолкнули к стоящим людям, он только успел бросить им кое-что из одежды и инструмента. Долго ещё девочки и женщины оплакивали потерянных в бесконечной тайге детей. Обоз продолжил путь.

Таёжный зимник вывел их на небольшую речку, которая извилистым овражком бесконечно петляла по тайге. На берегу речки Таванги и остановился караван из нескольких саней, на которых было от силы человек десять взрослых.

– Вот и закончилось ваше путешествие. Располагайтесь, кулацкие недобитки! Может, здесь сами сдохнете и руки о вас пачкать не надо будет! – сказал на прощание возница и повернул лошадей назад. Всех выбросили прямо в снег, напоследок прихватив что-нибудь из понравившегося имущества новых «переселенцев».

Вечерело, близилась ночь. Женщины и дети заголосили. Надо было устроить ночлег. Как никогда пригодилась охотничья палатка Анисима, куда разместили детей. Мужчины и мальчики-подростки взялись за заготовку дров. Сколько было топоров, все пошли в работу, наполняя зимнюю тайгу новым стуком. Остальные принялись заготавливать хворост. Никогда ещё Анисим не видел таких могучих деревьев. Они стояли непроходимой стеной. Снежные шапки на их верхушках сливались с небом, толщина стволов не охватывалась руками одного человека. Поселенцы сложили большой костёр. Взрослые устраивались на ночлег возле него. Анисим распределил дежурство возле огня. Так прошла первая ночь в необжитом, суровом таёжном северном крае, таком непохожем на степной Алтай.