Сосны. Город в Нигде - Блейк Крауч

О Прежней Жизни.

О мужчине, за которого она, скорее всего, вышла бы замуж.

Об их общем с ним доме в Бойсе.

Планах, которые они строили вместе.

Детях, которых она надеялась в один прекрасный день произвести на свет – порой ей даже снились их лица.

А пробуждалась она в Заплутавших Соснах.

Этом красивом аду.

Когда она едва прибыла, окружающие скалы наполнили ее благоговением и изумлением. Теперь же Беверли ненавидит их за то, чем они есть, чем они стали – тюремной решеткой, ограждающей этот очаровательный городок, покинуть который не дано никому, а немногие попытавшиеся…

Эти ночи до сих пор являются ей в кошмарах.

Звук пятисот телефонов, звонящих одновременно.

Вопли.

Не сегодня… сегодня ночью этого не случится.

Стащив свое пончо, Беверли подошла к Итану, скорчившемуся под одеялом у стены. Когда его натужное, учащенное дыхание наконец сменилось длинными, спокойными вздохами, подобралась к дорожной сумке и выудила из наружного кармана нож.

Складной, ржавый и тупой, но другого ей отыскать не удалось.

Стащив одеяло прочь и задрав больничную сорочку Итана, она повела ладонью вдоль его левой ноги, пока не наткнулась на шишку на задней стороне бедра.

Позволила ладони задержаться там чуточку дольше, чем следовало бы, но боже, как же давно она не касалась мужчины и не чувствовала прикосновения мужской руки.

Она думала сказать Итану заранее, но его ослабленное состояние этому помешало – да, может, оно и к лучшему. Как бы там ни было, ему повезло. Проделывая это с собой, она была лишена такой прелести, как анестезия.

Беверли положила фонарик на каменный пол, чтобы тот освещал тыльную сторону бедра Итана.

Буквально испещренного шрамами.

Глазом шишка не видна, определяется только на ощупь – да и то едва-едва, если знаешь, где именно щупать.

Беверли открыла лезвие, собственноручно простерилизованное два часа назад ватными тампонами, смоченными спиртом, чувствуя, как подкатывает под горло желудок при мысли о том, что надо сделать, и в душе молясь, чтобы боль не вывела его из наркотического забытья.

Итану снилось, что он связан по рукам и ногам и что-то грызет ему ногу, делая небольшие пробные укусы, но иногда запуская зубы достаточно глубоко, чтобы он закричал во сне.

* * *

Вырвался из сна.

Со стоном.

Тьма вокруг, а левую ногу в верхней части задней поверхности бедра палит чересчур знакомой болью – кто-то его режет.

На одно ужасное мгновение он вновь оказался в той пыточной камере с укутанным в черный платок Аашифом, подвешенный к потолку за запястья, с прикованными к полу лодыжками, с телом, вытянутым в струну, так что и не шелохнешься, как бы чудовищна ни была боль.

Чьи-то руки трясли его за плечи.

Женский голос произнес его имя:

– Итан, все в порядке. Все уже позади.

– Пожалуйста, перестаньте, о господи, пожалуйста, перестаньте…

– Вы в безопасности. Я это вытащила.

Он отметил световое пятно, несколько раз моргнул, пока оно не сфокусировалось.

Луч фонарика, лежащего на полу.

В отраженном свете Итан увидел каменные стены, две гробницы, витражное окно – и тогда все с оглушительной силой накатило обратно.

– Вы знаете, где вы? – спросила Беверли.

Боль в ноге была настолько сильной, что его затошнило.

– Нога… что-то не так…

– Я знаю. Мне пришлось кое-что из нее вырезать.

В голове прояснилось. Больница, шериф, попытка покинуть город – все пришло обратно; память пыталась пересобрать отдельные события в осмысленную последовательность. Он подумал, что видел еще и Кейт, но уверенности в этом не испытывал. Этот эпизод чересчур смахивал на сон – или на кошмар.

Но с новообретенной ясностью мышления боль в ноге вышла на первый план, мешая сосредоточиться на чем-нибудь другом.

– О чем это вы? – уточнил он.

Подняв фонарик, Беверли направила луч на правую руку, державшую между большим и указательным пальцами что-то вроде микрочипа с пятнышками засыхающей крови среди полупроводниковых дорожек.

– Что это? – спросил Итан.

– С помощью этого за вами наблюдают и отслеживают, где вы.

– Это было у меня в ноге?

– Такие вживлены каждому.

– Дайте его мне.

– Зачем?

– Чтобы я растоптал его вдребезги.

– Нет-нет-нет. Не стоит делать этого. Тогда они сразу поймут, что вы его удалили. – Беверли протянула ему чип. – Просто выбросьте его на кладбище, когда будем уходить.

– А здесь нас не найдут?

– Я уже пряталась здесь с чипом. Толстые каменные стены сбивают сигнал. Но долго оставаться здесь нельзя. Они способны отследить чип с точностью до сотни ярдов от того места, где пропал сигнал.

Итан с кряхтением сел. Откинув одеяло, увидел лужицу крови, блеснувшую в свете фонарика. Из пореза на задней стороне бедра продолжали сбегать алые ручейки. Интересно, на сколько ей пришлось углубиться. Голова шла кругом, липкую от горячки кожу саднило.

– У вас в сумке есть что-нибудь, чтобы закрыть рану? – осведомился он.

– Только технический скотч, – покачала она головой.

– Давайте. Лучше, чем ничего.

Подтащив сумку к себе, Беверли запустила руку внутрь.

– Мне приснилось, что вы сказали, будто приехали сюда в тысяча девятьсот восемьдесят пятом, или это произошло на самом деле? – поинтересовался Итан.

– На самом деле. – Она извлекла рулон ленты. – Что мне делать? Медицине я не обучалась.

– Просто оберните несколько раз вокруг ноги.

Приклеив кусок ленты, Беверли принялась раскручивать рулон, осторожно обвивая скотчем бедро Итана.

– Не слишком туго?

– Нет, в самый раз. Нужно остановить кровотечение.

Сделав пять оборотов, она оторвала ленту и разгладила ее.

– Я должен вам кое-что сказать, – сообщил Итан. – Нечто такое, чему вы не поверите.

– А вы попробуйте.

– Я приехал сюда пять дней назад…

– Вы мне уже говорили.

– Это было двадцать четвертого сентября две тысячи двенадцатого года.

Мгновение Беверли просто смотрела на него.

– Вы когда-нибудь слыхали об айфоне? – осведомился Итан.