Последняя лошадь - Владимир Кулаков

По циркам прошёл слух, что известный номер с лошадьми остался без руководителя. Ещё не старую дрессировщицу сразил недуг. Её шансы вернуться на манеж были призрачными. Виталий прикинул, что хорошая конюшня будет солидным довеском к его популярному номеру и номеру жены. Можно будет на базе этого собрать цирковой коллектив и его возглавить. Тут тебе и деньги, и до Народного рукой подать!..

Работа закипела. Были подключены авторитетные артисты и нужные люди в Главке. Обсуждения на уровне художественного и плановых отделов, парткома, многочисленные ходатайства перед высшим руководством и приватные разговоры принесли свои результаты. Было принято решение: «Послать артистку Корсарову на стажировку к временно исполняющему обязанности руководителя номера «Свобода» Стрельцову Н. З. с испытательным сроком на три месяца, с последующей передачей ей руководства и всей материально-технической базы данного номера. Окончательное решение принять после просмотра арт. Корсаровой на предмет включения данного номера в эксплуатацию или продления репетиционного периода».

С этим приказом на руках Корсарова и появилась в Минске, где второй месяц вовсю трудились Захарыч и его помощница Светлана…

Пока Пашка служил, а потом учился в цирковом училище, с Захарычем на конюшне работали разные люди. Более полугода никто не задерживался, а некоторые и того меньше. На такую зарплату мало было желающих колесить по стране и работать по двенадцать часов в сутки. Количество настоящих романтиков кочевья со дня сотворения этого мира, конечно, не уменьшилось, но встречаться они стали почему-то реже. Вместо них приходили устраиваться скрытые алкоголики, которых больше никуда не брали. Этих Захарыч чувствовал за версту, давал им шанс, но глаз не спускал – цирк есть цирк. Расставался после первого же их прокола. Те уходили тихо и без обид. Были люди, уставшие от жизни и безысходности. Старый берейтор и этим давал возможность обрести себя и почву под ногами. Пару раз нанимались откровенные пройдохи, которые исчезали, прихватив с собой нехитрый скарб Захарыча и деньги, отложенные им на «чёрный день». Стрельцов чертыхался, негодовал, но быстро успокаивался, уповая на Божий суд и его Волю. Дольше всех, почти два года, проработали студентки-заочницы ветеринарного института Вера и Аня. Девушки вроде старательные, добросовестные, любящие лошадей, но так и не ставшие Стрельцову близкими людьми. Не пустил их старик к себе в душу. Своих юных помощниц он оберегал, как мог. Часто покрывал их прогулы, романы, понимал: что взять – молодость есть молодость. Отношения выстроились ровными, профессиональными, уважительными, но не более того. Девушки у Захарыча прошли такую школу и практику, которой позавидовали бы любые учебные заведения этого профиля. Со временем они блестяще защитили дипломы и получили распределения в хорошие места. Аню тут же взяли в центральную ветлечебницу города, где она жила.

Вера устроилась ветврачом в цирке по месту жительства. Обе за короткий срок стали уважаемыми и известными специалистами. Вышли замуж. По первости часто писали Стрельцову благодарственные письма, посылали открытки к праздникам. Позже письма стали приходить всё реже. Аня перестала писать совсем. Вера, нет-нет, до сей поры присылала весточку своему наставнику.

Время шло, существование под небесами продолжалось во всём его разнообразии, обрастая событиями, хлопотами, суетой, которые человечество и принимает за настоящую жизнь…

Мировоззрение повидавшего виды старого циркового, конечно, не делилось на чёрное и белое. Оно было полно красок и нюансов, но при встрече с людьми Захарыч определялся сразу: с кем можно было идти в разведку, а с кем лучше оставаться в тылу. Время показывало, что он никогда не ошибался – первое его впечатление о человеке, как бы оно потом не видоизменялось, оказывалось единственно верным…

С приходом Ивановой сердце Захарыча как-то странно зазвучало и возликовало. Он почувствовал что-то родственное и очень важное, которое встречается редко, и не только в мире цирка. Он ещё толком не осознавал это «что-то», но праздник на душе не проходил. Перед ним была симпатичная девушка, работящая и отзывчивая, которая жила с душою нараспашку, с искринкой в глазах и сердце. Она подкупала своей мягкой улыбкой и обволакивающей добротой. Ей хотелось довериться сразу и открыть все свои тайны. Она была – Настоящей!..

С первым же появлением Корсаровой всё подсознание старого берейтора включило восклицательные знаки и замигало красным светом…

Она, казалось бы, ничего не делала такого, что могло вызвать отторжение или неприязнь. Но на уровне интуиции её сторонились и скорее спешили отойти на безопасное расстояние.

Захарычу отступать было некуда – Корсарову прислал Главк, и именно этому человеку ему предстояло передать конюшню, подготовив из неё дрессировщицу в небывало короткий срок, да ещё минуя элементарные азы понимания, Что Такое Лошадь! «Ладно, в процессе…» – успокоил себя многоопытный Стрельцов и сам себе не поверил…

…Она появилась на конюшне неожиданно, будто выросла из-под деревянных настилов денников. Незнакомка шла к Захарычу неторопливо и словно с какой-то сокрытой угрозой. Среднего роста, худощавая, с длинной шеей, в обтягивающем брючном костюме из чёрной глянцевой кожи. Смоляные волосы на голове были забраны в тугой пучок. Губы ярко накрашены. Смотрела она, как гипнотизёр, пристально, не отрываясь. Подведённые стрелки глаз делали их раскосыми на восточный манер. В её движениях было что-то змеиное. По сторонам, на лошадей, она посматривала бегло, без заметного интереса.

«Кобра!» – невольно мелькнуло в голове Захарыча. Он перестал подметать, отложил совок и выпрямился во весь свой не маленький рост. Незнакомка подошла, сделала паузу, прошлась взглядом снизу вверх по Ивановой, потом по берейтору и коротко представилась:

– Корсарова! Приехала принимать номер.

Захарыч в свою очередь оглядел даму без имени и представился:

– Стрельцов. Никита Захарович! Можно просто – Захарыч…

У Корсаровой, как позже выяснилось, оказалась удивительная способность: ей удавалось обращаться к людям, избегая имён и фамилий. Если ей приходилось говорить о ком-то, у неё находились определения, которые точно указывали на тех, кого она имела в виду. С подчёркнутым удовольствием Корсарова произносила только фамилию мужа, которая в цирке была известной и давно стала именем. Невозможно было понять, какой она человек. Говорила мало, не улыбалась, особенно ни с кем не общалась. В ней царила скрытность, импульсивность и какая-то затаённая обида на этот мир. Её избегали. Она этого словно не замечала. Сказать, что Корсарова была высокомерной, нельзя, но её гордо поднятый подбородок и недобрый взгляд настораживали…

– С приездом! – Захарыч приветливо улыбнулся. Как её звать, старик спрашивать не стал, не представилась и не надо, мало ли… – Только сразу, дочка, давай уточним: пока ты приехала на стажировку с испытательным сроком, а не принимать номер. Лошадей я отдам тому, в ком уверен, что он того заслуживает. Это не булавы жонглёрские подарить. Так что, повременим. Вливайся в хозяйство. Работы тут у нас невпроворот. Мы с Ивановой зашиваемся. Сегодня отдыхай, а завтра в семь утра жду тебя здесь. Да, найди себе какую-нибудь одежонку, которую не жалко, и коготки подстриги. – Захарыч, улыбаясь, кивнул на холёный маникюр. – С этой красотой пока придётся расстаться.