«Паралитики власти» и «эпилептики революции» - Александр Григорьевич Звягинцев

полиции и войска. Например, основной виновник расстрела рабочих ротмистр Трещенков, исполнявший на приисках обязанности начальника полиции, сразу же попал под влияние «заправил Ленского предприятия».

Было совершенно очевидно, что даже незначительная и случайная искра может разжечь огромный пожар народного возмущения. И такая искра нашлась. 29 февраля 1912 года на Андреевском прииске жене одного из рабочих в лавке отпустили недоброкачественное мясо. Возникший конфликт на этот раз заглушить не смогли. Этот мелкий, казалось бы, случай переполнил чашу терпения — на Андреевском прииске началась забастовка. Вскоре ее подхватили все прииски Ленского золотопромышленного товарищества. Никакие уговоры не помогали, и стачка принимала все более угрожающий характер. Чтобы прекратить беспорядки власти пошли на крайние меры. В ночь на 4 апреля был арестован весь стачечный комитет (11 человек). Руководили арестами мировой судья Хитун, товарищ прокурора Преображенский и ротмистр Трещенков. Это еще более накалило обстановку. Рабочие выдвинули требование об освобождении своих товарищей. Они подготовили прошение на имя прокурора, с которым и направились к властям. Но их встретили выстрелами. В результате расстрела, по официальным данным, погибли и умерли от ран 170 человек, ранены 202 человека (списки погибших были неполными; по уточненным данным, погибли не менее 270 и ранены 250 человек). Осмотром раненых, произведенным в больнице, установлено, что 117 человек получили ранение в лежачем положении, а 69 — в спину. Мировой судья Рейн, который первоначально проводил следствие, вынес постановление об осмотре трупов, но этому воспротивились товарищ прокурора Преображенский и виновник расстрела Трещенков. Их поддержал и прокурор Иркутской судебной палаты Нимандер.

В ответ на Ленские события в Петербурге началась стачка протеста, в которой на первом этапе приняли участие около 60 тысяч человек. В апреле в стране бастовали уже почти 300 тысяч человек, а к началу мая их число увеличилось до 400 тысяч. Началось массовое наступление пролетариата на монархию.

Власти переполошились. Левые партии в Государственной думе внесли запрос правительству, требуя разъяснения положения. Министр внутренних дел А. А. Макаров (впоследствии министр юстиции) решил не отвечать на запрос до истечения, установленного законом месячного срока. Однако председатель Совета министров В. Н. Коковцов настоял на том, чтобы он дал ответ. Тогда Макаров 11 апреля на заседании Государственной думы огласил данные департамента полиции, освещавшие произошедшее событие односторонне и предвзято. Выходило, что рабочих возбудили несколько политических, что воинская команда подверглась нападению рабочих, забрасывавших ее камнями и кольями, и солдаты произвели выстрелы, находясь в положении необходимой обороны. Свою речь Макаров закончил одобрением действий администрации и военных и сказал: «Так было — так и будет». Эти слова произвели на депутатов Думы «ошеломляющее впечатление».

К этому времени от иркутского генерал-губернатора и прокурора Иркутской судебной палаты поступили телеграммы, которые давали совершенно иную окраску всему делу. Министр торговли Тимашев также получил от окружного горного начальника Тульчинского донесение, прямо оправдывавшее рабочих и обвинявшее во всем случившемся администрацию приисков и ротмистра Трещенкова.

Учитывая разноречивость поступивших сведений, а также для того, чтобы «успокоить общественное мнение», правительство решило командировать на место особую комиссию для производства следствия. Против такого решения возражали лишь министр внутренних дел А. А. Макаров и министр юстиции И. Г. Щегловитов, считавшие, что этим «умаляется значение местных властей».

Для производства следствия Коковцову предлагали назначить кого-либо из приближенных к императору людей. Однако он остановил свой выбор на С. С. Манухине. Позднее Коковцов писал об этом следующее: «Хотя сам я мало знал Манухина, но я был уверен, что выбор его встретит общее сочувствие; мне было ясно также, что никакие местные, а тем более партийные влияния не уклонят его в сторону от беспристрастного расследования дела. В чем я не был, однако, уверен — это в согласии государя на выбор Манухина, которого государь, конечно, знал, относился к нему внешне всегда милостиво, но не мог особенно жаловать его за его либеральный образ мыслей, достаточно памятный ему еще по событиям 1905–1906 гг.».

Однако при докладе председателем Совета министров Коковцовым этого вопроса 22 апреля 1912 года император неожиданно охотно согласился с кандидатурой Манухина. При этом он выразился так: «Я знаю хорошо Манухина; он большой либерал, но безукоризненно честный человек и душой кривить не станет. Если послать какого-либо генерал-адъютанта, то его заключению мало поверят и скажут, что он прикрывает местную власть. Вы придумали очень удачно. Нужно только, чтобы Манухин выезжал как можно скорее».

По особому высочайшему повелению от 27 апреля 1912 года на С. С. Манухина было возложено производство расследования всех обстоятельств забастовки на Ленских приисках, а также причин, вызвавших забастовку.

Ему была дана специальная Инструкция, подписанная председателем Совета министров В. Н. Коковцовым и утвержденная Николаем II. В ней предусматривалось, что Манухину предоставлено право требовать от всех правительственных, как находящихся в Петербурге центральных, так и местных учреждений, и должностных лиц, а также от судебных учреждений, контрольных и казенных палат, почтово-телеграфных установлений, жандармских управлений и охранных отделений, кредитных учреждений и всех торговых и промышленных предприятий (в том числе общественных и частных) предоставление необходимых сведений и дел.

Он мог производить обзор деятельности всех учреждений и лиц, имеющих отношение к золотым приискам вообще и к Ленским, в частности, требовать объяснений от всех должностных и частных лиц, производить ревизии и т. п.

Манухину было предоставлено право отменять наложенные местной властью административные взыскания, вносить в Правительствующий сенат представления об отмене общих приказов и распоряжений иркутского генерал-губернатора. Он мог личной властью возбудить уголовное преследование, устранить или удалить от должности, а равно предать суду должностных лиц гражданского ведомства, занимающих должности не выше IV класса и т. д.

Свои выводы Манухин обязан был представить лично императору Николаю II.

Комиссия Манухина выглядела очень впечатляюще. В нее входили член Консультации, исполняющий обязанности обер-прокурора уголовного кассационного департамента сената Носович, член горного комитета Митинский, старший фабричный инженер Киевской губернии Горбунов, помощник статс-секретаря Государственного совета Елачич, член С.-Петербургского окружного суда Коренев, товарищи прокурора этого же суда Цвилинский и Смирнов, исполняющий должность судебного следователя при прокуроре С.-Петербургской судебной палате Кишинский. В Комиссии были также несколько присяжных поверенных, в том числе и будущий руководитель Временного правительства А. Ф. Керенский.

Комиссия выехала из Петербурга 19 мая, а 25 уже прибыла в Иркутск. Здесь в ее состав вошли новые члены: штаб-офицер при командующем войсками Иркутского военного округа подполковник Смирнов, начальник отделения Иркутской казенной палаты Саросек, товарищи прокурора Иркутского окружного суда Кадышевский и Колесников и заведующий Пастеровской станцией Забайкальской железной дороги доктор медицины Червенцов.

Двадцать девятого мая С. С. Манухин и члены его комиссии покинули