Песня Птицелова - Василиса Павлова

В каморке Сашку ждал ужин. Как он и предполагал, еда не сильно отличалась от того, что им давали в трапезной, но принимать пищу в одиночестве, без стеклянных глаз вокруг, было, конечно, значительно комфортнее.

Он быстро перекусил и стал готовиться к вылазке. Под балахон надел свой армейский комплект, по привычке стал искать фонарик, потом плюнул, вспомнив, что без батареек и фонарь, и молоток имеют примерно одну и ту же эффективность освещения. Вышел, когда уже совсем стемнело. От подсветки Камня-глаза предметы вокруг расплывались причудливыми тенями, а над головой висела полная луна, добавляя не столько свет, сколько зловещую атмосферу.

Сориентироваться на местности не составило труда, он уже достаточно хорошо ее изучил. Вспомнил, что подходили они с Коляном к поселению с севера и первый заряд он заложил, продвинувшись совсем недалеко от крайних построек. Балахон он снял, не доходя до кустов шиповника, который широкой полосой опоясывал северные подходы к городку. Пятнистая маскировочная одежда теперь надежно скрывала его от посторонних глаз, позволяла слиться с травой и листьями, по которым он теперь передвигался ползком. Вот и полуразрушенное здание, осталось найти ту самую присыпанную ямку.

К счастью, искать пришлось недолго, Сашке повезло зацепиться за бикфордов шнур, который он тогда тоже успел замаскировать, утопить в осенней листве. Осторожно сматывая нить, он постепенно добрался до самой закладки. Есть! Кусок «хитина» приятно тяжелил руку. Для осуществления плана он сейчас был дороже золотого слитка. «Надо же, – подумал Сашка, – а ведь прошло всего несколько дней, чуть больше недели! А кажется, что сто лет уже». Он подумал о Юльке, о том, как им хорошо вместе, о будущем. На душе стало тоскливо. Снова понадобилось усилие воли, чтобы не дрогнуть, не дать слабину. Он боец, сталкер, Птицелов. Он должен справиться, несмотря ни на что.

Едва успел снова накинуть балахон и спрятать под ним заряд и шнур, как услышал невдалеке протяжное «Мяяяу!». Лед будто укорял его за легкомысленную ночную прогулку в одиночку.

– Все в порядке, Лед! – уверил его Сашка. – Мы справимся.

Общий сбор был назначен на вечер, место – на плацу у Камня-глаза. Александр спрашивал и у Юльки, и у Павла о порядке церемонии, но те только пожимали плечами. Ничего подобного на их памяти до сих пор не происходило. Решили действовать по ситуации. Павел готовил речь, а Сашка успел еще раз переговорить с ученым, который после несчастного случая с напарником выглядел совсем поникшим. Профессор слушал вяло, но обещал помочь с голосованием против жреца, если до этого дойдет дело.

Когда живые вышли на плац, там уже собрались оглушенные монахи и монахини, явившиеся раньше по велению жреца. Сам жрец нервно расхаживал у светящегося кристалла. Павел встал напротив него, как на дуэли. Сашка, Юлька и ученый остановились поодаль. Картина, которая им открылась, была одновременно пугающей и завораживающей. В сгущающихся сумерках свет Камня-глаза стал ярче, красные отблески полыхали в застывших глазах сектантов. Ровные ряды серых балахонов напоминали пешек на шахматном поле, были такими же одинаковыми, неподвижными, грозящими стать оружием в руках игрока.

Жрец поднял руку и торжественно провозгласил:

– Приветствую вас, братья и сестры! Мы собрались здесь по зову владыки, и я прошу палача назвать причину нашего сбора. Во имя Камня!

Пашка откашлялся и громко сказал, обращаясь к толпе оглушенных так, будто это и вправду было народным вече:

– По приказу владыки в связи с подлым нападением на нашего брата было проведено расследование. Виновный найден, и он понес заслуженную кару. Но я должен назвать еще одного виновного, который, надеюсь, не уйдет от ответа. Я обвиняю жреца в преступном бездействии, чуть не приведшем к гибели брата-птицелова. Во имя Камня!

Произнося последние слова, Пашка резко вскинул руку и указал на жреца. Тот стоял бледный и растерянный – видно, не ждал подвоха. Сашка снова поймал себя на мысли, что сейчас ему не хватает реакции толпы, точно так же, как это было, когда он наблюдал за поединком Грушина и Комова. Без шума, аханья, хоть какого-то отклика зрителей на слова говорившего все это выглядело абсурдом, игрой в деревянных солдатиков. Тишина давила на уши, вызывала чувство тревоги.

Голос Камня раздался неожиданно. Говорил он не вслух, а звучал в головах у присутствующих – Сашка заметил, как поморщилась Юлька, дернулся профессор, напряженно замер Павел.

«В чем именно ты, брат, обвиняешь жреца?»

Пашка обернулся к Камню-глазу и отвечал, уже глядя на него:

– Мне удалось установить, что жрец под видом поддержания порядка занимался устройством своей личной жизни, что прямо противоречит его обязанностям и подвергает риску присутствующих здесь братьев и сестер. И живых, и оглушенных.

Камень молчал. Жрец попытался что-то сказать, но, вероятно, тут же получил индивидуальный приказ свыше дать возможность высказаться палачу. Пашка, ободренный отсутствием ответа со стороны оппонента, продолжил свою речь:

– Надеюсь, уважаемый жрец не будет отрицать, что скрывает среди братьев-оглушенных замаскированного живого или даже нескольких?

– Я уже отвечал на этот вопрос! – крикнул жрец, выходя из себя. – Да, среди братьев есть живой, но его деятельность направлена как раз на укрепление безопасности проживающих здесь людей.

– Предъявите нам своего шпиона! – потребовал Павел. – Или вы боитесь, что он расскажет нам такое, что только подтвердит выдвинутые против вас обвинения?

– У вас нет права требовать рассекречивания солдата. Его пребывание и статус в секте разрешены владыкой.

Но Камень, похоже, был другого мнения. Сияние вдруг стало ярче, по рядам пошли алые сполохи. Сашка почувствовал внезапную резкую боль в виске и, посмотрев на стоящих рядом, понял, что они испытывают те же неприятные ощущения. Павел и жрец скривились, отходя в стороны от кристалла. Сияние Камня, как фонарь, высветило толпу оглушенных. Сектанты стояли, по-прежнему не шелохнувшись, но когда красное свечение усилилось до максимальной яркости, один монах из третьего ряда с подвыванием рухнул на землю, схватившись за голову обеими руками.

«Приказываю подойти ближе», – негромко произнес Камень, убирая болевую волну.

Сашка понял, что Камень сейчас играет против жреца, но праздновать победу было рано. Без серьезных обвинений не обойтись, а они располагали лишь догадками. Оживший монах понуро побрел к центру. Он оказался совсем молодым парнем и выглядел знакомо, но Сашка никак не мог вспомнить, где мог его видеть.

– Признаешь ли ты, брат, что по приказу жреца шпионил за живыми? – приступил к допросу Павел.

Монах молча кивнул.

– Признаешь ли ты, брат, что состоял с ним в любовной связи?

Монах снова кивнул. Казалось, его единственным желанием было провалиться сквозь землю. Жрец при этом сохранял видимое спокойствие, вероятно, не чувствуя особой вины. Пашка резко обернулся и, обращаясь теперь уже к жрецу, выкрикнул: