Песня Птицелова - Василиса Павлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помолчали.
– Юльке расскажу, не возражаешь? Кстати, а что за прихоть не называть живых по имени?
– Сам толком не знаю. Жрец, когда об уставе секты рассказывал, упомянул, что все тут равны перед Камнем, в том числе живые, а значит, должны отказаться от имен и, обращаясь, упоминать только свою специализацию. То есть братья и сестры – все, а высшие, живые, могут быть с указанием положения или обязанностей. Так и получилось: жрец, палач, сестра-настоятельница, профессор с лаборантом и солдат. А для меня лишний повод контроля и устрашения, тайная власть. Если узнаю, что кто-то устав нарушает, вызываю на проработку. Тоже, знаешь, полезно, образ злодея закрепляю.
– Я птицелов, не солдат. Камень меня сам так назвал, после того как узнал позывной. Теперь зовет Птицеловом – тоже вроде как по имени.
– Тогда не сходится. Точно знаю, что в секте есть еще солдат, появился недавно. Думал, это ты.
– Значит, может быть еще один живой?
– Да черт его знает. Не удивлюсь, если жрец себе шпиона оставил и теперь маскирует его под оглушенного. Можно попробовать у Камня спросить, только вряд ли ответит. Ладно, подумаем, разберемся. Главное, что вместе мы теперь. А с тобой точно этот гадюшник прикроем.
«Хитина» бы достать, хотя бы еще один заряд. Жрец хитрый, он его в первую очередь из трофеев забирает и в старую канализацию сбрасывает, не достать. Боится, понимает его силу. Он не сам, конечно, это придумал, а волей владыки-манипулятора. Но что это единственный существующий на Земле блокатор, тут точно знают.
– Есть! – вспомнил Сашка. – Я на окраине заряд заложил и даже замаскировать успел до того, как нас взяли.
– Добро! – обрадовался Павел. – Тогда дело за малым – надо жреца подвести под монастырь, причем так, чтобы Камень вместо него тебя или меня выбрал. Только в этом случае сможем накрыть сразу две цели. Я долго над этим думал. Если жреца заранее нейтрализовать, Камень сразу почувствует, у них прямая связь. Тогда как минимум закроется в своей ограде, не проберешься. А самому жрецу туда вход разрешен в любое время, поэтому если грамотно провести замену, можно будет подгадать момент.
До Александра не сразу дошел смысл сказанного. Идти к Камню с «хитином» даже в статусе жреца – огромный риск. И главное, шансов остаться в живых при этом почти нет. Почти. А как же Юлька, его планы? «Стыдись, Лагутин! – укорил он сам себя. – Павел вон об этом не думает, готов ради уничтожения врага голову сложить. А ты что же, труса празднуешь?» Сашка нахмурился, отгоняя слабость.
– Как будем действовать?
Через час план был готов. Они разделили его на две основные части – сбор улик, компрометирующих жреца, с последующим его низложением и заменой, а потом самое важное – подрыв. Отдельно продумали пути отхода, но оба понимали, что это может не понадобиться – слишком велик риск.
Для начала они решили допросить разносчика, которому в предыдущее утро поручалось отнести в каморку Сашкину порцию «глотка жизни». Сами бы они его никогда не вычислили, он сливался с общей серой массой, но, как и обещал, помог жрец. Он, на удивление, демонстрировал лояльность и желание сотрудничать, так что нужного человека к Павлу направил сам.
Допрос получился настолько странным, что казался почти нормальным в здешней обстановке. Молодой монах вошел в комнату, сел на стул посередине и застыл мраморной статуей. Сашке захотелось поводить у него перед носом ладонью или отвесить подзатыльник, чтобы вывести из ступора. Конечно, это было бы не только глупо, но и бесполезно, а потому желание это он в себе подавил.
Инициативу взял Павел. Он подошел вплотную к сидящему, пристально взглянул ему в глаза и приказал, положив руку на плечо:
– Повтори вчерашние команды.
Больше ничего не потребовалось, оглушенный заговорил, точно копируя интонации жреца:
– Разнесешь «глоток жизни» до рассвета. Первая коробка – в мужскую обитель, вторая коробка – в женскую обитель. Из корзины по одному флакону в дом палача, в дом настоятельницы, в дом птицелова. Два флакона в дом ученых. Во имя Камня!
Павел заставил повторить. Монах произнес все то же самое, слово в слово.
– Его не могли перепрограммировать? – спросил Сашка и увидел, как Павел приложил палец к губам. А, черт, как он мог забыть, что разговаривать при оглушенном – все равно что отправлять сообщение напрямую жрецу! Хорошо хоть друга по имени не назвал.
– Возвращайся назад. Во имя Камня! – сказал Пашка, и монах, деревянно поднявшись, убрался восвояси.
– Ну вот тебе картина преступления, которого не было. Получается, этот малый исполнил все, что ему велели. А дальше кто-то вмешался и переделал по-своему!
– Так, а почему я ничего не слышал? У меня сон чуткий, натренированный. Бабочка мимо пролети – и то бы заметил, а получается, и этот туда-сюда прошел, и второй, а я дрых как убитый.
– Похоже, усыпили тебя, друг. Вспоминай, что ел, что пил и где.
– Ужинал вместе со всеми. Потом у Юльки был полночи, там только чай пили, затем к себе пошел. Надеюсь, ты ее не подозреваешь?
– Я сейчас всех подозреваю, – почти рявкнул Пашка, – потому что не понимаю ни фига!
– Дурак ты, Паша, – с обидой сказал Сашка, – и шутки у тебя дурацкие. Была бы Юлька виновна, стала бы она мне жизнь спасать? Тебя ко мне кто притащил, Пушкин?
– Ладно-ладно, чего разошелся? Не подозреваю я твою Юльку, успокойся. Это я так, с досады. Хотелось, знаешь ли, с ходу виновного уличить. Или хотя бы исполнителя прищучить. Выходит, дальше придется копать. Только быстрее надо, быстрее, пока след не остыл! Пошли братьев-ученых допрашивать. Сейчас заодно и увидишь, как меня здесь «любят».
Зверинец встретил их рычанием и визгами. Лаборант стоял у клетки с летучими мышами, которые не висели под потолком столбиками, как их нормальные собратья в дневное время, а хаотично перемещались, хлопая крыльями, натыкаясь друг на друга в замкнутом пространстве. Напоминали они стаю черных ворон, попавших в огромный сачок. Ученый что-то невозмутимо фиксировал в блокноте. Заметив гостей, побледнел и выронил карандаш.
– Ну? – грозно спросил Пашка, подходя вплотную.
– Я не виноват! Я сделал только то, что мне велели! – испуганно забормотал ученый.
«Велели что? Сделал что?!» – чуть не вырвалось у Сашки, но он вовремя прикусил язык. Вопросительно взглянул на Павла – тот сохранял невозмутимость, но, как можно было догадаться, и сам не особо понимал, в чем собрался «колоться» лаборант. Сценка напоминала байку про Наполеона, когда к тому привели ничем не приметного бомжа, а тот впоследствии оказался заговорщиком. Тогда Наполеону тоже хватило грозного «Ну?», чтобы бомж тут же выложил все детали плана свержения императора. Сила харизмы.
– Рассказывай! – приказал Павел.
Александр навострил уши. На лице у лаборанта были написаны сомнения, будто у него припрятано «за пазухой» несколько важных тайн и он никак не мог решить, какую именно открывать палачу. Наконец он заговорил: