Пангея приветствует тебя - Оливия Штерн

— Понятно, — совершенно будничным тоном сказал визар и умолк.

Он поднес к глазам свои руки и принялся разглядывать пальцы, шевеля ими, словно проверяя, насколько хорошо срослись кости. Кисти рук у него были довольно тонкими, не чета рукам детей степи. Затем, усмехнувшись, он взглянул на Эви.

— Раз уж я здесь такой почетный пленник, не будет ли мне дозволено одеться?

Ойкнув, Эви вскочила и рванула прочь из комнаты. Какая же она дура и недотепа! Теперь, когда господин пришел в себя, ему следовало предложить теплую ванну, одеть, накормить, а утром — утром отправиться в Хеттр, вслед за Мер-даланном. Почему-то отец хотел, чтобы пленник побывал в его дворце в Хеттре.

Проносясь по коридору, Эви мельком глянула на развалившихся у стены стражей. Те в самом деле спали, храп разносился по темному дворцу. На кухне Эви растолкала кое-как прислугу, приказала подогреть воду в купальне, собрать сытный ужин, потом побежала в кладовую и, порывшись в сундуках, извлекла оттуда новую одежду, которая могла бы подойти визару: шаровары, рубаху и мягкие домашние туфли. Прихватив пару холстин для купания, девушка поспешила обратно.

Она застала визара стоящим у окна. Соорудив из покрывала нечто вроде набедренной повязки, он неподвижно наблюдал за разгорающейся на востоке зарей, но как только почувствовал присутствие Эви, резко обернулся.

— Мне кажется, что, пока здесь лежал бревном, ты говорила еще кое-что занятное. Ты просила, чтобы я забрал тебя с собой. Это так или мне померещилось?

Она ощутила, как кровь прилила к щекам. Ну надо же! Что теперь этот визар подумает о ней? Но, не в силах изворачиваться, молча кивнула.

— Ты здесь прислуга? — последовал вопрос, — я должен понимать, с кем имею дело.

— Э… не совсем, — пробормотала Эви, пытаясь сообразить, как описать свое сложное и одновременно простое положение при дворе Мер-даланна.

— Так, хорошо, — мужчина медленно двинулся в ее сторону, чуть покачиваясь и придерживаясь за стенку, — тогда расскажи сама о себе. И начни с того, как тебя зовут. Я — Лоран, ты наверняка слышала, как Лисса ко мне обращалась. А ты?

— Господин, я думаю, что ванна готова. Можете вы следовать за мной? — пискнула Эви.

— Как. Тебя. Зовут.

Она ответила.

— Далеко идти? — тут же деловито осведомился визар, — я, как видишь, еще не готов к долгим прогулкам.

Идти было далековато — в другое крыло дворца. Но Эви, понимая, что теплая ванна необходима для бодрого расположения духа, предложила опереться о ее плечо, заверив в том, что достаточно крепкая.

Лоран хмыкнул и молча обхватил ее за плечи, ощутимо вдавливая в пол. Эви чувствовала, что ноги могут в любой момент его подвести, и поэтому, поразмыслив, решила что ничего дурного не будет в том, если она обхватит гостя Мер-даланна за пояс.

— Теперь рассказывай о том, кто ты здесь, и почему хочешь отсюда уйти, — негромко приказал мужчина.

— Я рабыня Мер-даланна, господин. Потому что была рождена от рабыни, от наложницы. И вместе с этим Мер-даланн — мой отец. Он оберегает меня, но, как я думаю, хочет продать меня в наложницы какому-нибудь нужному человеку.

— А тебе, значит, не хочется быть проданной? — он остановился, тяжело переводя дыхание.

— Не хочется, — согласилась Эви, — я боюсь. Меня отдадут хозяину, который будет волен делать со мной все, что захочет. Мой отец — Мер-даланн, но жизнь наложницы ничего не стоит. Если мой новый хозяин захочет меня мучить или даже убьет, Мер-даланн ничего не сделает, чтобы меня защитить.

— И поэтому ты готова сбежать с… даже страшно говорить об этом — с визаром?

— Я не знаю, — Эви окончательно смутилась.

— А тебе известно, что мы убиваем таких юных девочек, как ты, расчленяем тела и купаемся в их крови?

Эви задрожала. Но потом подняла голову и взглянула прямо в серые глаза.

— Вы… вы это нарочно говорите, господин. Я не верю.

Он покачал головой.

— Идем.

…Они кое-как добрались до купален, и там Лоран предпочел остаться в одиночестве, довольно бесцеремонно выставив Эви за дверь. Она только вздохнула с облегчением: наверняка Мер-даланн не одобрил бы ее участие в мытье гостя. Он берег ее для неведомого господина, которому Эви будет отдана для забав. Эви прислонилась спиной к теплой стене купальни и закрыла глаза. Навалилась усталость и какое-то горькое чувство обреченности.

«Он не может купаться в крови, нет», — подумала она, — «если бы он взял меня с собой… а что бы это поменяло? Отец отдаст меня как игрушку кому-то, я же хочу сбежать с врагом Зу-Ханн, о котором совершенно ничего не знаю. Хороша, нечего сказать!»

… Ним со смесью страха и восхищения косился на андроида.

«Слишком много впечатлений для пещерного человека, который только что увидел Бога», — усмехнулся про себя Рион, — «наверняка мысли прыгают как блохи. Или как лягушки, когда идешь по берегу пруда».

Память, проклятая память зацепилась за ассоциацию, подсовывая очередную картинку, яркую, словно пронизанный солнечными лучами витраж: вот он, Рион, идет по кромке водоема, из-под ног, в подернутую зеленой ряской и разогретую на солнце воду, скачут мелкие лягушки — архитектор Альен любит всякую безобидную живность в саду. Он несет поднос с кувшином ледяного лимонада и стаканом из тонкого стекла. Взгляд выхватывает знакомые кусты вьющейся розы, шезлонг, который пуст. Рион аккуратно ставит поднос на хрупкий столик из драгоценного эбенового дерева, хмурится при виде блеснувшего в траве шприца-капсулы. Это уже третий за утро, и это никуда не годится для госпожи Альен. Оптимизация, как уверял Кирт, жаря блинчики, завершилась еще вчера, и теперь госпожа Альен будет неделю страдать мигренями. Но, собственно, где сама госпожа, которая отправила его за лимонадом? Рион в растерянности озирается по сторонам, и внезапно, среди бутонов лотосов замечает коротко стриженую синеволосую голову, которая стремительно уходит под воду. Дальше — рывок, фонтаны брызг, тошнотворно-теплая, словно суп, и пропахшая тиной вода. В непроглядной темноте он чудом успевает схватить госпожу за руку, дернуть на себя, а затем, перехватив поперек туловища, задыхаясь, отплевываясь, вытащить на берег. Тана долго кашляет, скорчившись на боку, а глаза — покрасневшие и совершенно больные.

— Ты… — шипит госпожа, — как ты… посмел?!! Какого Забвения… лезешь не в свое дело? Я тебя научу…

Кое-как добравшись до шезлонга, белые пальцы стискивают рукоять хлыста, который госпожа Альен зачем-то носит при себе, никогда не пользуясь. Тонкий свист — и все тело скручивает, сминает как засохший лист под каблуком.

— Никогда. Не смей. Лезть не в свое дело! Ты — нейр! Ты — никто!

Хлыст свистит, разрывая сказочную тишину раннего утра, и Рион корчится в траве, не слыша собственных воплей.