Пангея приветствует тебя - Оливия Штерн

«Ну, ладно», — решил он и двинулся вперед, к своей мести. В голове была звенящая пустота. Хотелось, чтобы вся эта история просто закончилась.

— Я ищу человека по имени Дей-шан, — сказал он грязному служке, который подавал еду посетителям, — пойди, скажи ему, что он мне должен, и что я жду снаружи. Если он не захочет выйти, я сам его выведу. Так и передай.

Удостоверившись, что его правильно поняли, Уннар вышел, вдохнул пропитанного миазмами воздуха, и стал спокойно ждать. Вскоре появился и Дей-шан. Он был немного пьян, вокруг озирался с презрением. Правда, стоило ему увидеть Уннара, гонору поубавилось — вздрогнув всем телом, он сотворил оберегающий знак и попятился обратно, под защиту ночлежки. Уннар рывком стащил его с крыльца и пнул в сторону темного переулка, где должна была поджидать Лисса.

— Ты!.. Ты выжил! — просипел Дей-шан, — побери тебя Полночные! Чтоб тебя в полночном царстве…

Хороший удар прямо в челюсть заставил его заткнуться. Уннар невозмутимо извлек из ножен верный ятаган. Дей-шан нащупал трясущимися пальцами рукоять своего.

— Хочешь сдохнуть? Еще раз? — пролаял он, давясь слюной, — так я тебя отправлю снова в Полночное царство! Думаешь, раз брат владыки — так всегда сухим из воды выйдешь?

Уннар молчал. Говорить не хотелось. Хотелось закончить все побыстрее, пока патрули не появились. Убить пьяного нетрудно.

Два клинка сшиблись с веселым звоном, Дей-шан все-таки отбил первый удар.

— А бабу твою я продал, — осклабился Дей-шан, поворачиваясь и атакуя, — только перед тем, как продать, я ее имел на каждом привале… Она мои сапоги лизала, выпрашивала воду. И дерьмо бы жрала, да пожалел ее! Больно хороша была! А ты…

Он не договорил.

Уннар все-таки достал его, клинок вошел точнехонько под желудком и вышел меж ребер на спине. Дей-шан пошатнулся, медленно осел на колени. Пробулькал проклятие. Уннар достал нож, чтобы перерезать предателю глотку, но почувствовал, как на предплечье опустилась тонкая холодная рука.

— Подожди, — мягко сказала Лисса, — ты свое получил. Теперь моя очередь.

— О, еще одна баба, — просипел Дей-шан. Его лицо перекосилось от боли, но он все еще стоял на коленях и даже силился подняться, опираясь в землю клинком, — да тебе везет, щенок!

— Да, еще одна баба, — прошелестела Лисса, — и сейчас, после того, что я услышала, мы с тобой прекрасно проведем время, друг мой.

— Да тебе что с того?!! — внезапно в темных глазах Дей-шана страдание переплелось с непониманием и страхом.

Уннар отстраненно подумал о том, что сейчас, без мешковатого покрывала, Лисса просто убийственно красива. Лунный свет искрился в ее косе, черной змеей спускающейся до пояса. В лунном же свете ее кожа казалась мраморной, а глаза — парой бриллиантов. Лисса не была женщиной во плоти, а скорее — одним из полночных духов.

— Проданная тобой женщина — моя единственная дочь, — донеслось до Уннара, — но, как я погляжу, ты любишь женщин. Почему бы нам тобой не развлечься?

Она подошла к Дей-шану совсем близко, опасно близко, и медленно взяла его лицо в руки. Уннар лишь успел заметить, как с тонких пальцев сорвались, сверкнув, едва различимые паутинки, и впились в голову мужчине, мгновенно затерявшись в волосах. Он хотел крикнуть, мол, осторожнее, Дей-шан опасен — но не успел. Потому что Лисса, грациозно изогнувшись, наклонилась и впилась в окровавленные губы предателя долгим страстным поцелуем.

— Тебе нравится? — прошелестела она спустя некоторое время, — ты любишь пугать женщин, а я — умею пугать мужчин. В этом мы просто идеально подходим друг другу, не находишь?

На миг воцарилась тишина. Вездесущий лунный свет осветил стоящего на коленях Дей-шана, его бледное, искаженное мукой лицо. И Уннар увидел, что губы Дей-шана медленно поползли вниз, повисли на тонком лоскуте кожи и киселем плюхнулись на землю.

— Нравится? — прошипела Лисса, — думаю, да.

И, развернувшись медленно пошла прочь.

А Уннар стоял — и не мог пошевелиться, все смотрел и смотрел, как вслед за губами вниз потекли щеки Дей-шана, обнажая мышцы, набрякли, как переспелый виноград, и вытекли глаза… Из разверстого рта не доносилось ни звука, хотя Уннар точно знал, что Дей-шан заходится в крике. Попятившись, Уннар отвел взгляд, потому что как раз в этот миг весь Дей-шан поплыл, оплавился точно воск, и с громким хлюпаньем осел на землю. В проулке стояла мертвая тишина.

Глубоко вдохнув, чтобы побороть внезапно накативший приступ тошноты, он поспешил за Лиссой. Нагнал ее через дом, и просто пошел рядом.

— Ты должен быть доволен, — с усмешкой сказала женщина, решительно шагая в темноту, — доволен, скажи?

— Я не знаю.

— Месть оказалась не так сладка, как того бы хотелось, — глухо проворчала Лисса, — теперь мы должны идти к… как его там?

— Мы пойдем к Мер-даланну, как только взойдет солнце.

— Отчего не сейчас? — Лисса остановилась и зло уставилась на него.

— Мер-даланн никого не примет ночью. Таков порядок, и мой брат не станет его нарушать.

Лисса только хмыкнула.

Эви было страшно. Ночь плыла над Иллероном, где-то поскрипывая половицами, где-то возносясь к небу тоскливым собачьим воем. Круг света от огонька масляной лампы трепетал на сквозняке, и оттого плясали угловатые тени на стене, ни дать, ни взять — духи Полночного царства, притаились, поджидают…

Прошло чуть больше суток с того момента, как Мер-даланн уехал в Хеттр, взяв с собой любимую наложницу. Эви, как первое доверенное лицо, осталась с пленником и, как распорядился Мер-даланн, в ее задачи входило выхаживать мужчину, а как только тот немного окрепнет, тайно перевезти его в Хеттр. Распоряжения дворцовой охране Мер-даланн тоже дал: они должны были содействовать Эви и подчиняться ее приказам.

«Не подведи меня, Эви. Если справишься, достойно награжу».

«А если пленник не поправится?» — спросила тогда она, не поднимая головы.

«Он должен поправиться, Эви. Я рассчитываю на тебя. Я уверен в тебе. Не разочаруй меня в этот раз, это очень, очень важно».

Она судорожно выдохнула, подтянула колени к груди и прищурилась на огонек, заключенный в объятия ажурной решетки. Когда Мер-даланн уезжал, визару, казалось, стало чуть лучше. Компрессы и мази подействовали, опухоли на лице спали — как будто из багровой подушки проглянуло человеческое лицо. Пленник пришел в себя, и Эви предусмотрительно начала поить его водой через соломинку. Он медленно тянул влагу, а сам настороженно, как будто опасаясь подвоха, разглядывал Эви своими странными прозрачными глазами. Говорить он не мог из-за сломанной челюсти.

— Поправляйтесь, господин, — попросила девушка, — моя судьба от этого зависит.

На миг ей померещилась горькая усмешка на разбитых губах визара.