Карточный домик - Майкл Доббс

Сторин уже собралась потребовать у него ответа, кто говорит ему, что он должен делать, но в трубке раздались короткие гудки. Она покачала головой, охваченная изумлением и яростью, и сказала себе, что не хочет – и не будет – это терпеть. Ей казалось, что перед ней открываются новые двери, но редактор захлопнул створку, прищемив ей пальцы. И кто еще добывает для Престона информацию на конференции?

Мэтти так и не сумела придумать никаких разумных объяснений случившемуся даже через полчаса, когда сидела в ресторане и пыталась прочистить мозги и успокоиться при помощи очередной чашки кофе. Оглядевшись по сторонам, она увидела Бенджамина Лэндлесса, направлявшегося к столику у окна, чтобы поболтать с лордом Питерсоном, казначеем партии. Когда магнат опустил свое огромное тело на слишком маленький стул, Сторин наморщила нос. Ей совсем не понравился запах, который она уловила.

* * *

Политический секретарь премьер-министра поморщился. В третий раз пресс-секретарь клал утренние газеты ему на стол, и в третий раз он пытался отодвинуть их в сторону. Теперь он знал, какие чувства испытывал святой Петр.

– Ради бога, Грэм! – Пресс-секретарю пришлось повысить голос. – Мы не можем спрятать все проклятые экземпляры «Телеграф» в Борнмуте. Он должен знать, а ты обязан показать ему. Прямо сейчас!

– Ну почему именно сегодня? – простонал политический секретарь. – Сегодня дополнительные выборы, и мы не спали всю ночь, готовили утреннюю речь… А теперь он захочет переписать все с начала и до конца – и где найти на это время? Генри придет в ярость, но это не поможет ни выборам, ни его речи. – Он захлопнул «дипломат» с не характерным для него раздражением. – Такое напряжение в течение последних недель, а теперь еще и это! Похоже, нам даже на короткую передышку не приходится рассчитывать.

Политический секретарь взял газету, свернул ее в трубочку и швырнул в дальний конец номера. Она со стуком приземлилась в мусорную корзину, перевернула ее, и содержимое корзины вывалилось на пол – черновики речи, присыпанные сигаретным пеплом, несколько банок пива и бутылка из-под томатного сока.

– Я расскажу ему после завтрака, – сказал хозяин кабинета.

Это решение оказалось далеко не лучшим.

* * *

Генри Коллинридж пребывал в отличном настроении и наслаждался вареными яйцами. Он закончил работать над речью для конференции уже перед рассветом, предоставил своим помощникам внести в нее последние мелкие изменения, а сам отправился спать, и его недолгий сон впервые за последние несколько недель оказался крепким.

Необходимость произнести заключительную речь на конференции темной тучей висела у него над головой. Премьер-министр не любил подобные сборища и пустую болтовню, необходимость целую неделю проводить вне дома, чрезмерную активность за столами ресторана – и речь. Больше всего он не любил речь. Долгие часы мучительных споров в наполненном дымом номере отеля, передышки, когда появлялась надежда на прорыв, чтобы принять участие в длинных, никому не нужных приемах, новые споры через большой промежуток времени, попытки в очередной раз нащупать верное направление, когда все заметно устали, а вдохновение исчезло… А потом еще и необходимость долго говорить в одиночку. Если речь проходила хорошо, все воспринимали это как должное. Если же она оказывалась неудачной, ему все равно аплодировали, но еще долго бормотали себе под нос, что на нем начинает сказываться тяжкое бремя обязанностей. Закон подлости.

Ну ничего, теперь все заканчивается, и ему осталось только выступить. Премьер-министр наслаждался завтраком с женой под бдительным оком своих личных охранников из Особой службы и рассуждал о достоинствах зимнего отдыха в Антигуа и Шри-Ланке.

– Думаю, в этом году нам следует выбрать Шри-Ланку, – сказал он. – Ты сможешь лежать на пляже, Сара, если захочешь, а я намерен пару раз съездить в горы. Там есть несколько древних буддистских монастырей, и, говорят, у них впечатляющие заповедники. Президент Шри-Ланки рассказывал о них в прошлом году, и они показались мне… Дорогая, мы меня не слушаешь!

– Извини, Генри, – виновато отозвалась миссис Коллинридж. – Просто я… заглянула в газету этого джентльмена. – Она кивнула на один из соседних столов.

– И она для тебя интереснее, чем я?

Однако главе правительства стало не по себе, когда он сообразил, что сегодня никто не принес ему подборку утренних газет. Конечно, ему бы обязательно рассказали, если б там было что-то важное, но… Если подумать, он перестал чувствовать себя комфортно после того, как помощники убедили его, что ему не стоит тратить время на изучение газет и что будет достаточно, если он прочитает лишь выборку из самых важных статей. Он постоянно спрашивал себя, правильно ли поступил.

У государственных служащих были своеобразные представления о том, что важно для премьер-министра, и он часто находил, что их краткие доклады содержат лакуны, в особенности если речь шла о плохих новостях, разногласиях и внутренних склоках. Коллинридж частенько узнавал об этом от других людей через несколько дней или недель. Его все чаще стали посещать мысли о том, что он просто не будет в курсе, если в партии разразится серьезный кризис, о котором его не посчитали нужным поставить в известность. Разумеется, помощники пытались защитить его, но он боялся, что сплетенный ими кокон в конце концов задушит его.

Генри вспомнил, как в первый раз вошел на Даунинг-стрит, 10, в ранге премьер-министра. Толпа и телевизионные операторы остались снаружи, когда массивная черная дверь закрылась у него за спиной, и его глазам предстало удивительное зрелище.

По одну сторону широкого коридора, уходящего в глубину здания, собрались около двух сотен государственных служащих – его государственных служащих, – которые громко ему аплодировали. Так в свое время приветствовали Тэтчер, Каллагана, Вильсона и Хита; так же будут встречать его преемника. По другую сторону коридора стояла команда его верных соратников, в спешном порядке собранная, когда он начал свою избирательную кампанию, чтобы занять место Маргарет Тэтчер, сходившей с политической сцены, и теперь он пригласил их сюда, чтобы они насладились историческим моментом. Их было всего семь человек, четыре помощника и три секретаря, и эта группа казалась совсем маленькой в огромном здании.

Потом Генри сказал жене, что все это больше напоминало игру «Итонский пристенок»[25], с двумя неравными рядами, приготовившимися к состязанию, в котором нет правил, а сам он являлся либо мячом, либо призом. Коллинридж почувствовал нечто сродни облегчению, когда трое государственных служащих положили конец этой процедуре и проводили его в зал заседаний Кабинета, где он должен был провести свой первый брифинг на посту премьер-министра.

Один из присутствовавших там членов партии сказал потом, что происходящее было скорее похоже на церемонию вступления в должность, когда премьер-министр шагнул в совершенно новый для себя мир в окружении целого отряда ангелов-хранителей – государственных служащих первой категории, в чью задачу входило направлять и защищать премьер-министров, а значит, они играли эксклюзивные роли. В течение следующих шести месяцев Коллинридж почти не видел своих партийных советников, их вполне успешно поглотила государственная машина, и теперь уже никого не осталось от той, первой команды.