Песнь песней на улице Палермской - Аннетте Бьергфельдт

Много лет спустя я узна́ю, что первый мой хитрожопый выродок выбросился из окна девятого этажа психиатрической больницы. Лассе, наверное, решил, что умеет летать.

* * *

Пока я пальтировалась с Лассе, Мясникова Лили порвала со своей семьей. Ей стали невмоготу вид, запах и вкус мертвых животных. Это касалось и свиных ушек, и телячьей печени, и окровавленных ребер. Так что она больше не помогает отцу в лавке на Хольмбладсгаде, заделалась вегетарианкой и по субботам и воскресеньям работает контролером-билетером на пароме, курсирующем между Нюхауном и шведским островом Вен – лишние деньги на карманные расходы никому не помешают…

Хотя от нее больше не пахнет печеночным паштетом, мы все так же величаем ее Мясниковой Лили. Игорь тоже полон радостных воспоминаний о тех временах, когда она появлялась в мясной лавке, о тех замечательных свиных шкварках, что перепадали ему всякий раз, когда Варинька покупала мясо. Замечательные воспоминания, связанные и с запахом самой Лили. Но теперь ее в лавке не встретишь.

С годами Игорь пользуется все большей и большей свободой. Он носится где попало, и однажды лапы приводят его аж на Хаунегаде в Нюхауне. Там он учуивает запах Лили, а потом видит и ее саму на палубе, куда и проскальзывает в тот самый момент, когда паром отчаливает от пристани и берет курс на Вен.

Возможно, вдохновленный нашими приключениями во время летних каникул, Игорь расширяет свою территорию и скрывается на новом острове. Он таскается по нему целый день, тыкаясь мордой в щекочущий ноздри пряными запахами ландшафт, кидаясь на овец и пальтируясь с местными шведскими сучками.

Как правило, Игорь появляется на Палермской улице вечером того же дня. Обычно во время ужина и еще до наступления темноты. Мясникова Лили и ее коллеги считают, что Игорь скрашивает рутину их рабочего дня, и охотно пускают его на борт. Она частенько звонит нам прямо с парома и сообщает:

– Игорь прибудет шестнадцатичасовым рейсом!

За всю жизнь сердце человека совершает миллиард ударов. Это в среднем. Чтобы достичь этого показателя, собачье сердце Игоря должно отбивать девяносто ударов в минуту. Поэтому он и осыпает меня крепкими влажными лобызаниями, когда лежит развалившись и хватает улыбающейся пастью воздух, будто стремится скрыть какую-то прекрасную тайну. Длинный пятнистый хвост сметает со стола блюдечки для пирожных и любые условности. Из-за него-то я и завидую Игорю. Чем еще выразить неуемную радость? Разве что танцевать. Для людей это все равно что вилять хвостом.

Но когда падает ночь, Игорь лежит и поскуливает во сне, а лапы его совершают бег на месте. Какие ужасы он вспоминает? Тяжелое детство? Одно, во всяком случае, Игорь усвоил точно: не стоит надеяться, что догонишь свое счастье, гоняясь за искусственными зайцами, подвешенными на рыболовном удилище. Раз уж чуда не дождаться. И пока другие гончие псы состязаются на арене в Торнбю, Игорь давным-давно принял решение. Он по-прежнему просыпается по утрам по внутреннему свистку. Вскакивает с пола, мощно встряхивается, оглядывается по сторонам и пускается в полет. Игорь в буквальном смысле этого выражения умеет взять руки в ноги и, не касаясь земли, устремляется на свободу.

* * *

«Видеть вас хочу не такими, какими мир хочет» – эта надпись по-прежнему красуется над входом в храм, словно золотой перст Господень, указующий на Амагер. Неужто небесное милосердие иссякло? Но даже если и так, мирское в нашем районе, к счастью, находится в добром здравии и процветает. В подвале дома родителей Мясниковой Лили на Хольмбладсгаде размещается общая баня, где под душем висит табличка: «Курить воспрещается». Из открытых окон Лили звучит психоделическая музыка, она одевается теперь как приверженцы движения «Сила цветов», а те всякое покуривают. Некая дама обещает задать Ольге трепку за то, что сестра моя уставилась на ее жирного пса, разлегшегося на тротуаре и перегородившего дорогу.

– Иди сюда, и получишь как следует! – кричит дама. Взять на себя труд спуститься она, судя по всему, не желает.

Сестра моя приобрела подержанный «Вело», на котором мы гоняем по округе, так что только в ушах свистит. Иногда мы катаемся вместе с Мясниковой Лили: она нарисовала пацифик и цветы на своем велике.

Возле цветочного магазинчика мы встречаем двух бродяг, у которых здесь насиженное местечко на солнышке.

– Вы в магазин? – спрашиваю я.

– Нет, мы в ожидании Годоля, – отвечает один из них, красивым жестом вскидывая руку.

– Вообще-то это называется «Годо»[75], – бормочет его спутник.

– Хммм… может, и так, но лично я ожидаю Годоля.

Здесь каждый сам решает, кого ему ожидать.

Ольга по-прежнему берет уроки у Франческо Альбы, а когда он лишает мою сестру девственности, звуки ее арии рикошетят о потолок на Бредгаде.

До пальтирования все было гораздо легче. Теперь же жизнь заполняют какие-то вилявые пираты, которые берут на абордаж твой корабль и покидают его, оставляя пустые бутылки, плавающие трусы и засосы на бедрах.

– С кем ты пальтировалась в уикенд? – так звучит теперь наша новая кодовая фраза.

Мясникова Лили пальтируется только с девушками. А Ольга намедни занималась тем же с художником-перформансистом. Решила попытать счастья с кем-нибудь другим, ибо у ее учителя пения, как выясняется, уже есть жена, и живет она на Сицилии.

– Романтично было? Как он целуется? – живо интересуюсь я.

– Он так широко рот открывает, что кажется, будто паром на Осло отходит от причала. Только вот аппарель[76] с трудом закрывается, – с разочарованием в голосе отвечает Ольга.

– Так вы что, больше не увидитесь? Он потом что-нибудь сказал?

Она отвечает не сразу:

– Да, он сказал: «Ну все, можешь штаны надевать».

Тут к нам сзади неслышно подкрадывается толстуха Лолита с Эльбагаде. Это она умеет, несмотря на свои габариты. Наверное, увидела, что мы секретничаем. У Лолиты нюх на секреты и тайны. И вот она стоит прямо передо мной и прокашливается, прикрывая рот рукой.

– Ты что, болела? – спрашиваю я.

– Да, лежала с бронхитом, – хлюпув носом, отвечает она.

– Да ты, черт возьми, лежишь с кем угодно, – ухмыляется Ольга и разворачивается на каблуках.

А у Филиппы нет времени ни на прогулки, ни на компашки, не говоря уж о пальтировании. Если она не на обследовании в больнице Сундбю, то наблюдает за многочисленными невидимыми существами, обитающими в ее колбах. Она кормит их каждый день, а еще, нацепив защитные очки, следит, чтобы тепловые лампы включались точно в назначенный срок. Суть экспериментов в том, чтобы определить, какие сорта и