Вернувшиеся - Джейсон Мотт

— Не беспокойся. Я позабочусь о тебе.

И Бобби поверил ему. Он уже не боялся так сильно, как мог бы.

В своей другой жизни Люсиль могла бы работать на конвейере пищевого комбината. Она с улыбкой ходила бы каждый день на смену и каждый вечер возвращалась домой, пропахшая жиром, приправами и специями. У нее болели бы пятки. Ноги ныли бы от усталости. Но ей понравилась бы такая работа. Ей понравилась бы подобная жизнь.

Она стояла в загроможденной буфетами, но чистой кухне и готовила вторую порцию жареных цыплят, шипевших на противне, как океанский прибой на рифовых скалах. Из гостиной доносился смех. Там семейство Уилсонов расправлялось с ланчем. Они могли бы включить телевизор и разместиться за обеденным столом, но вместо этого, к недоумению Люсиль, уселись кругом на полу, держа тарелки на коленях. Взрослые и дети жадно поедали салаты, рис, подливку, кукурузу, зеленые бобы, жареную курятину и бисквиты. Время от времени кто-то из них шутливо жестикулировал, после чего раздавался новый шквал смеха. Затем снова следовало долгое молчание, наполненное смачным чавканьем.

Когда семейство наконец наелось, на блюде у плиты осталось только несколько кусочков курицы. Люсиль поместила их в духовку на тот случай, если кто-то позже проголодается. Осмотрев свою кухню, старуха блаженно улыбнулась. Продуктов стало значительно меньше.

— Я могу чем-то помочь? — выходя из гостиной, спросил Джим Уилсон.

В спальне наверху его жена со смехом гонялась за детьми.

— Нет, спасибо, — ответила Люсиль, проверяя полки кухонного шкафа. — Я сама со всем управлюсь.

Она составляла список необходимых покупок. Джим подошел к раковине, взглянул на кучу тарелок и закатал рукава.

— Что ты собираешься делать? — высунув голову из шкафа, спросила его хозяйка дома.

— Хочу помочь.

— Оставь тарелки в покое. Для этого дела имеются дети.

Она мягко ударила его по руке.

— Но они сейчас играют, — возразил ей Джим.

— Не будут же они играть весь день. Ты должен научить их домашним обязанностям.

— Да, мэм, вы правы.

Люсиль носилась по кухне, каждый раз обходя мужчину, который по-прежнему стоял около раковины. Несмотря на свое согласие с правильным воспитанием детей, он мыл, полоскал и расставлял тарелки на сушилке — причем делал все это попеременно. То есть он брал одну тарелку, мыл ее, ополаскивал и ставил на полку. Затем принимался за другую, и так далее.

— Милый, почему бы тебе не вымыть все тарелки сразу? — предложила Люсиль. — Никогда не видела, чтобы кто-то мыл их по отдельности.

Джим молча продолжал свою работу — брал одну тарелку, мыл ее, ополаскивал и ставил в сушилку. Затем принимался за другую.

— Ладно, поступай как знаешь, — сказала старуха.

Что-то привело его назад из могилы, поэтому Люсиль не хотела укорять Джима за странное поведение. Хотя они считались родственниками, она проводила мало времени с его семьей, и этот факт печалил ее. В основном она помнила Джима как работящего парня, и таковым его знало большинство людей в Аркадии. А потом всю их семью расстреляли.

То убийство было жуткой вещью. Иногда Люсиль забывала о том, как это произошло. Почти забывала. В другие времена все вспомнилось с жуткой ясностью — особенно теперь, когда она смотрела на каждого из Уилсонов. Вот, почему, наверное, город реагировал на них так неадекватно. Людям не нравится, когда им напоминают о прежних неудачах, ошибках и упущенных возможностях. А убийство Уилсонов было позором Аркадии.

Это произошло зимой 1963 года, если ей не изменяла память. Она зафиксировала те события одним законченным сюжетом. Говорят, что именно так многие люди запоминают трагические новости.

Люсиль мыла на кухне тарелки. День выдался ужасно холодным. Посмотрев в окно, она увидела, как под порывами ветра сотрясался дуб — голый и беззащитный, словно новорожденный ребенок.

— Господи, — сказала она.

Харольд был где-то в этих холодных сумерках. Он уехал в город за продуктами. Зачем так поздно, думала Люсиль. В этом не было никакой необходимости. И тогда, будто услышав ее мысли, он показался на подъездной дороге, ведущей к их дому. Люсиль увидела, как фары его грузовика начали подпрыгивать на рытвинах и грязных кочках.

— Тебе лучше сесть, — сказал он, войдя в дом.

— Что случилось? — спросила она, почувствовав, как ее сердце забилось от тревоги.

Голос Харольда был полон беды.

— Просто сядь! — велел он.

Ее муж прикоснулся пальцами к губам, которые уже нетерпеливо ждали новую сигарету. Он сел за стол. Потом встал и прошелся по кухне.

— Их застрелили, — сказал он почти шепотом. — Их убили! Всех! Джима нашли мертвым в коридоре. Наверное, он пытался добежать до дробовика, но не успел. Впрочем, его оружие все равно не было заряжено, так что он не смог бы воспользоваться им. Джим держал дробовик пустым, потому что дети нашли бы оружие в любом тайнике.

Харольд вытер покрасневшие глаза.

— Ханна пряталась под кроватью. Судя по всему, она была последней жертвой.

— О, Боже! — вскричала Люсиль, глядя на свои покрытые мыльной пеной руки. — Господи, за что? О, Господи! Господи!

Харольд проворчал в ответ что-то нечленораздельное.

— Нам нужно было чаще навещать их, — заплакав, сказала она.

— Что?

— Нам нужно было чаще навещать их. Проводить с ними больше времени. Они были нашими родственниками. Я говорила тебе об этом. Фактически мы с ними одна семья.

Харольд всегда сомневался, что Люсиль находилась в родстве с Джимом Уилсоном. Но он знал, что сейчас это было не важно. Возможно, она искренне верила в их родственные связи, и, значит, смерть Уилсонов причиняла ей еще большие страдания.

— Кто это сделал? — спросила Люсиль.

Харольд молча покачал головой. Он все еще пытался сдержать слезы.

— Никто не знает.

После того вечера Аркадия неузнаваемо изменилась. Все последующие годы были тому свидетелями. Трагическая гибель Уилсонов оказала огромное влияние на город и на понимание его значения в окружающем мире. Это после их расстрела люди начали замечать мелкие кражи, происходившие снова и снова. Откуда ни возьмись, повылезали супружеские проблемы — и дело дошло даже до измен. Можно сказать, что после гибели Уилсонов потрескался фундамент Аркадии. В нем проросли зерна насилия. Их зеленые побеги, словно плесень, с каждым годом расползались все дальше и дальше.

К тому времени, когда Джим Уилсон закончил мыть посуду, Люсиль составила список покупок. Она поднялась наверх, приняла душ, переоделась и взяла свою сумку. Остановившись в дверях и убедившись, что ключи от машины были в ее руке, пожилая женщина со вздохом посмотрела на старый грузовик. Синий «Форд» Харольда ответил ей презрительным взглядом. О, Господи! Как же она не любила водить машины! Тем более что чертов грузовик вел себя с ней как грубое и непослушное животное. Он заводился, когда сам того хотел. Скрипел тормозами. Ржавый «Форд» был живым существом — Люсиль не раз говорила об этом мужу, — живым и полным презрения к женщинам! Возможно, даже ко всему человеческому роду. Прямо как его хозяин.