История Франции глазами Сан-Антонио, или Берюрье сквозь века - Фредерик Дар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кровожадная Берта спрашивает:
— Он умер молодым или старым?
— В пятьдесят два года!
— На руках у своей супруги, естественно, — говорит она с сарказмом. — Все мужчины, которые «любили жизнь», умирают на руках у своей супруги.
— Только не этот. Он слишком любил своих любовниц.
— У этой Элеоноры, — признаёт Его Величество, — был золотой характер… Отчего же он загнулся?
— Знать бы, отчего умирают короли… Его жизнь была как горящая сигара, вот он и состарился раньше времени. Правда, перед тем, как скончаться он всё же испытал большую радость: он узнал о смерти своего друга Генриха Восьмого.
— Забавно, что эти шалопаи умерли в один год, — говорит Берю. — А что было с третьим?
— Карлом Пятым? Что ж, после смерти своих великих соперников он, естественно, заскучал. Когда ты в делах или в контрах с Генрихом Восьмым и Франциском Первым, и эти два молодца испускают дух, ты быстро впадаешь в тоску. В общем, он предавался грусти ещё с десяток лет, а потом отрёкся от престола и удалился в монастырь.
— Он правильно сделал, — утверждает Берюрье после некоторого раздумья. — Одним словом, когда у тебя не остаётся ни друзей, ни стоящих врагов, а печень разваливается, Пополь не отвечает на сигнал атаки, тебе остаётся только сложить руки. Оставаться императором, когда душа уже не лежит, это не кайф.
Дополнительный материал:
Убийство, которое совершил ювелир Берюрон
Монсеньор Берюрон был ювелиром в добром городе Париже в двух шагах от Лувра и имел всё, от чего можно считать себя счастливым. И он знал об этом, что было основанием для ещё большего счастья.
Это был добропорядочный человек, лавочник, но почти честный, что в плане морального комфорта достойно восхищения.
Внешне он ничем не отличался от других, что было ещё одним ценным качеством, чтобы наслаждаться жизнью, которую тебе дал Господь. Здоровье у него было отменное. Он мог, не рискуя узреть содержимое своего желудка или почувствовать, где у него находится селезёнка или зоб, пить холодное и есть солёное, как рекомендует доктор Рабле. Его дельце было прекрасным, процветающим и изысканным, но особенно, да, особенно, Берюрон был счастлив оттого, что имел (слово просто незаменимо) самую красивую женщину, которую только можно было отвести к алтарю или затащить в гостиницу. Аделина Берюрон могла поразить любого нормального мужчину, чей взгляд случайно падал на неё. Она была восхитительной блондинкой, и у неё была кожа молочной белизны, тонкий стан, маленькие, но крепкие груди и губки цвета спелой вишни. Она говорила тихим голосом и изысканным слогом, ибо Аделину обучал её дядя, кюре, и она могла вам сказать на латыни то, что другие затруднялись выразить на французском. Её манеры могли сравниться только с её красотой. Эта женщина могла выглядеть целомудренной без того, чтобы строить из себя недотрогу. Она принимала комплименты, не возмущаясь, но своим отношением давала понять ухажёру, что на большее он может не рассчитывать. Её шарм во многом способствовал преуспеванию ювелирного магазина, который держал господин Берюрон, её муж.
Многие сеньоры приходили к ним купить цацки для своих фавориток только ради того, чтобы полюбоваться этой милой лавочницей, которая, по утверждению её мужа, а он это знал как никто другой, была самым лучшим украшением в его магазине.
Когда друзья Берюрона говорили ему о его хорошей жизни, при этом в их голосе сквозила зависть, они напоследок спрашивали его об одном и том же: «Если бы фея Маржолен вошла в твою лавочку и спросила тебя о твоём желании, о чём бы ты попросил, ведь у тебя есть всё, что только можно захотеть?» И тогда лицо Берюрона наполнялось важностью, и он отвечал каждый раз, даже не задумываясь, как человек, который знает себе цену:
— Я бы хотел стать поставщиком нашего сира, доброго короля Франциска, первого по имени!
Это желание исходило не от жадности, а от тщеславия. И вот настал день, когда один из сеньоров, который был клиентом Берюрона, услышал это желание и рассказал о нём королю. Он намекнул монарху, что жена ювелира была одной из самых красивых женщин в королевстве, и этой детали оказалась достаточно, чтобы Франциск Первый тут же захотел проверить, так ли оно было на самом деле.
— Пусть скажут этой даме, чтобы она показала мне лучшие образцы её товара! — приказал он.
Когда Берюрон узнал о том, что король хочет посмотреть на его коллекцию, он надел свои самые лучшие одежды, собрал всё самое лучшее из браслетов, колье и перстней, положил драгоценные камни в футляр, обтянутый шёлком, и побежал в Лувр.
Видя, как в его малый актовый зал входит этот красномордый здоровяк, Франциск Первый нахмурил брови и насупился.
Он нехотя поприветствовал раболепствующего гостя, который, склонившись, стал показывать тысячу сверкающих диковинок. Франциск Первый поворошил кучку своими холёными пальцами — вроде портнихи, которая что-то ищет в своей коробочке с пуговицами.
— Это всё? — спросил он сухо.
Сердце Берюрона превратилось в булыжник, и у него перехватило дыхание.
— Сир, — пробормотал несчастный, — эти украшения — самые красивые из всех, что только бывают у ювелиров.
— Если это так, — отрезал король, — придётся заказать у венецианцев или флорентийцев, как обычно.
Берюрон чуть было не потерял сознание.
— Ты можешь мне показать ещё что-нибудь? — гнул своё король.
— Ничто другое не может сравниться с этим.
— И всё же я хочу взглянуть, — отрезал Франциск. — Только пусть их принесёт твоя жена. Красивые руки — это лучшая витрина для короля!
Берюрон почувствовал боль в груди. Репутация его короля была слишком хорошо известна. Он понял, что на самом деле короля Франции больше интересовала его жена, а не товар. Он что-то пробормотал в ответ, сказал, что попробует показать все свои украшения, и ушёл убитый горем.
Когда он возвратился домой с поникшей головой и всем остальным, Аделина сразу поняла, что её супруг испытал сильное потрясение. Она спросила, что случилось, и Берюрон со всей откровенностью поведал ей о своём визите к королю.
Милая Аделина едва заметно пожала плечами и нежно поцеловала Берюрона в щёку, в которой кровь едва циркулировала.
— Мой дорогой, — сказала она, — вы зря так расстраиваетесь. Ну разве может какой-то один визит в Лувр разрушить наш союз? Если вы мне верите, позвольте мне туда сходить. Я знаю, как должна себя вести перед королём верная жена, которой я являюсь, и как надо продавать украшения — тоже!
Воспрянув духом, Берюрон прижал жену к своей груди со словами нежности и признательности.
Как же она была красива, Аделина Берюрон, когда входила в кабинет короля, порозовев от волнения, кстати, вполне объяснимого! Её платье голубого цвета великолепно сочеталось с её светлыми волосами и перекликалось с её небесно-голубыми глазами. Она подошла к креслу короля, шурша новым платьем, встала на колени перед своим властителем и стала ждать. Она видела Франциска Первого несколько раз, когда он проезжал по столице, но издалека и плохо, ибо каждый раз монарх находился в окружении придворных и стражи. Величественность Лувра, самого роскошного дворца в Европе, произвела на Аделину неизгладимое впечатление.