Мир, где тебя нет - Марина Дементьева

Где найти мне сил, чтобы пройти через века?

Чтобы ты — простила... Но трава разлуки высока.

— Он не выручит многого своим ремеслом.

В переплетенье зашумевших голосов меньше всего Диана ожидала услышать его голос, как бы нарочито насмешливо-сочувственный.

— Ну, по крайней мере нынче парень ляжет спать в тепле и не на голодный желудок, — невозмутимо отозвался Иленгар, во всё это украденное время стоявший рядом.

Но он будто отодвинулся, как отодвинулось всё иное... и как узнать, когда возвратился Магистр? И был ли тут от начала баллады или узнал по последним затихающим аккордам? И, право, что ему до песен!

— Да притом с приятной тяжестью в кармане, — продолжал Илле, улыбаясь.

— Договор есть договор. Хоть репертуар он подобрал не самый уместный.

— Отчего же? — вступился за певца Илле. — Где и петь об Авалларе, если не здесь.

Они трое отошли от внимающей барду толпы. Он вновь запел, но новая баллада слышалась Диане отстранённо-легко.

— Едва ли Аваллар мог так чувствовать и петь.

— Почём тебе знать? — рассудочно возразился Демиану Илле. — Когда пел Аваллар, ни один из живущих не родился.

— И то правда, — легко признал Демиан.

Они неспешно шли по старой спящей улице, ведущей вверх, к млечно парящему над городом замку. Будто были вправду какими виделись — беззаботными и молодыми, вели беседу о пустяках, только чтобы скоротать путь... Никому из троих не хотелось приближать его завершение, и замок миражом плыл над их головами. И тоскливая, свившая гнездо у сердца мелодия последовала за ними,

Та же, но звучащая инако.

Демиан не заметил, как стал напевать неотступный мотив, взявший его голос... и голос легко ложился на ноты, тёк, естественно, как стон или дыхание...

А когда понял, было неправильно обрывать на полуслове.

— ...чёрных маков море, да нет моего цветка.

Лишь полынь да горечь, и трава разлуки высока.

Илле молчал, опустив голову. Диана вовсе не проронила ни слова. Она была бледна, так бледна, что даже темнота этого не скрывала.

— Есть предание, — вымолвил Илле, глядя под ноги. — Когда вернутся герои былого, они найдут и узнают друг друга. Это значит, последний бой близок.

— Впервые слышу, — проронил Демиан.

— Да ну? — удивился молодой ведьмак. — Мэтр Грайлин нам, ещё мальчишкам, рассказывал.

***

Даже и сегодня, теперь, в замке была своя неприметная деятельная жизнь. Горели факелы в тёмных переходах, удалялся негромкий женский голос.

Расходиться не хотелось. В небольшом полупустом зале разожгли очаг, придвинули кресла. Илле ненадолго исчез куда-то и вернулся, держа гитару в вытянутой руке.

— Откуда... — пробормотал Демиан, но друг уже протягивал ему инструмент. — Мало тебе парнишки на площади? — вскинул взгляд Демиан.

Но Диана уже знала: не откажет. Узнала — с удивлением. Его руки привычно, вслепую, обхватили корпус. Коснулись колок.

— Мало, мало, — требовательно уверил Илле. И подмигнул: — И вообще, что мне тот мальчишка? Его в кабаке любой гуляка за медный грош услышит. Мало кто похвастает, что ему Магистр играл.

Демиан только качнул головой, как давешний менестрель склоняясь над семиструнной. Тяжёлые глянцевые пряди скользнули по скуле, коснулись сомкнутых губ, и Диане подумалось, что ему пора забирать волосы лентой, и будто въяве ощутила их гладкость под пальцами.

За былые года тяжесть меча сменялась для него обманчивой лёгкостью пера: на миг Демиан усомнился, что, как прежде, послушные его рукам, струны станут плакать и петь. Он заново привыкал к древесному теплу гитары, скорлупке тела с заключённой в ней душой. Певучей, сумей лишь разговорить и услышать...

Голос этой гитары был чист и лёгок. Мелодия раскрылась, наполнилась новыми обертонами, устремилась вширь и ввысь. Приручённый, запертый в каминную клеть огонь превратился в костёр, зажжённый на привале. Стены зала отодвинулись, вознесясь горной хребтовиной. В струнном переборе звенели травы, блестящие ото льда проволоки полыни и мёртвые чёрные маки.

Смоляная прядь легла на щёку кровоточащим шрамом. И в очертании щеки, абрисе склонённого лица Демиана Диане виделось забытое... память горькая, неназванной цены память... поцелуй на спящих ресницах.

Она прикрыла глаза, коснулась воздуха пальцами... вот, уже совсем близко... не спугнуть бы...

— Холод на равнине... — прошептал Демиан, прижимая ладонью струны.

Дрожат. Словно пойманная пичужка.

Образы земель, где он никогда не был. Как книга, прочитанная и забытая.

Диана поднялась и пошла, слепо водя перед собой руками.

— Госпожа?.. — это Илле.

Из ставших чужими рук выскользнула гитара. Медленно... медленно упала на ковёр. Долгий резонирующий звук.

Предчувствие заткало взор Магистра чернотой, в которой Диана, сделав несколько неверных шагов, стала медленно оседать на руки Иленгара.

Тишина в его голове взорвалась от чудовищного многоголосья. Не слушая, он одним прыжком оказался рядом с ведьмой. Она смотрела сквозь него, губы немо двигались.

— Я тоже видел это, — кривясь от ревущей в голове какофонии, он взял в ладони её запрокинутое лицо. — Где?..

Будто дослушав что-то, Диана вздохнула и перевела на Демиана неожиданно твёрдый взор.

— Здесь. Теперь.

***

Не было той растерянности, что можно ожидать. Тревога прозвучала загодя... но лишь самую малость до момента прорыва. Вторжения становились всё более непредсказуемы.

Веселье оборвалось на отрезвляющей ноте. Ещё не прогорели костры на Шатровой площади. Долго носило над головами сорванную с шеста алую ленту.

Голоса в сознании Демиана молчали, или он научился их не слышать. На пальце стоящего неподалёку парня светлой искрой поблёскивало простенькое обручальное колечко. Едва ли он ожидал встретить эту ночь так: стоя на воротах, оборотившись лицом к Антариесу.

— Вот оно, — сказал Илле. — Время последних битв.

— И где же герои прошлого? — зло усмехнулся Демиан.

— Быть может, уже среди нас.

Демиан обернулся, услышав шелест юбок.

— Что вы здесь делаете?

Диана не сразу ответила, глядя мимо него, на далёкую громаду Антариеса, неразличимую человеческим глазом. Сказала без вызова:

— Как хранительницы моё место здесь. Вы не можете запретить мне, Магистр.

Он на миг склонил голову, сознавая её правоту... не имея ни малейшего желания ей следовать.