Принцесса-грешница - Анна Рэндол
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не так много. Чертовски жесткий человек, который правит железной рукой. – Эбингтон сжал руками виски. – Черт, может, перенесем этот разговор на завтрашнее утро?
– Не хочу терять время понапрасну. Что еще можешь сказать?
– Не знаю, надо ли, – скривился Эбингтон.
– Я пытаюсь защитить Джулиану от Соммета. Я должен обеспечить ее безопасность. И ты понимаешь, как это важно. – После этих слов Йен почувствовал себя виноватым. Подружку Эбингтона из рядов повстанцев повесили в Константинополе, и он был бессилен предотвратить это. И надо быть извергом, чтобы бередить эту рану. Однако Йен мало поддавался угрызениям совести. И особенно в той ситуации, когда это могло помочь Джулиане.
– Джулиану?
– Принцессу, – подсказал Йен.
– Да я знаю, что она, черт возьми, принцесса. Я сидел с ней рядом за ужином. А ты уже обращаешься к ней по имени, да?
– Ты меня знаешь. Никаких правил приличия, вообще.
– Я действительно знаю тебя, Призрак, – сфокусировался на мгновение затуманенный взгляд Эбингтона. – Я, может быть, пьян, но пока еще не ослеп. Она тебе нравится.
– Она – принцесса. Она нравится всем. Ласточки садятся к ней на подоконник, а щенки бегут за ней следом.
– Значит, она хочет умереть, если провоцирует Соммета.
– А как она его провоцировала? – уточнил Йен, подумав, что нельзя упускать эту женщину из поля зрения.
– Паласские горы.
– Горы?
– Ну да. Пока еще не знаю, как с этими горами связан Соммет, но он хочет их получить. И это означает, что если твоя принцесса продолжит предъявлять свои права на них, Соммет найдет способ от нее избавиться.
– Так помоги мне защитить ее.
– Все, что мне известно, – вздохнул Эбингтон и вытер рот тыльной стороной ладони, – так это то, что Соммет богат. Очень богат. Однако примерно полтора года назад его финансы внезапно сократились. Он по-прежнему богат, но поступления денег уменьшились наполовину. Похоже, это связано с тайными инвестициями в Паласские горы.
– Что за инвестиции? – Йен помог Эбингтону снять сюртук, и тот со стоном рухнул в кровать.
Йену повезло, что Эбингтон захмелел, иначе вряд ли он был бы столь откровенен. Надо сказать Глейвзу, что его человек становится очень разговорчивым, когда выпьет рюмку-другую.
– Непонятно. Но я подозреваю, что это – разработка месторождений. И французы. Всегда эти проклятые французы.
– Что…
Но Эбингтон уже закрыл глаза и захрапел.
Йен вышел из комнаты. Завтра утром он первым делом закончит начатый с Эбингтоном разговор. А теперь, бесшумно двигаясь по коридору, он подкрался к музыкальной гостиной. Как только он приблизился к двери, сразу стало понятно, что хитрости здесь не потребуется. Было слышно, как настраиваются скрипка и виолончель, а кто-то взял несколько нот на фортепьяно.
Увидев лакея, Йен кивнул ему и прошел мимо комнаты, как будто направлялся туда, где должен быть, а потом вернулся назад.
Йен слышал голоса за дверью. Чей-то низкий голос, потом другой, чуть повыше, чувственный. И как только Вильгельму хочется слушать музыку, когда он может слушать Джулиану?
Джулиана засмеялась над чем-то, смех с придыханием, удивленный. Счастливый.
Йен отвернулся от двери. Информация для него была необходима, как пиво для таверны. Большую часть своей жизни она являлась для него средством заработка. Каждую частицу, каждый крошечный фрагмент Йен хранил для дальнейшего использования, собирая все больше и больше подробностей. И уже ничто его не удивляло.
Он не удивлялся с тех пор, как его мать покончила с собой.
Исключение составляла Джулиана, которая изумляла его каждое мгновение.
На этот раз Йен не хотел знать, что происходит по ту сторону двери. Он сказал себе, что уважает Джулиану и признает ее право на личную жизнь, но понимал, что дело не в этом. Он шпионил за всеми.
Нет. Надо быть честным перед самим собой. У Йена взмокли ладони.
Он испугался. Он был в ужасе, как петух в петушином бою, что потеряет ее, и она окажется с человеком, который на самом деле ее вполне заслуживает.
Вильгельм оказался настоящим маэстро.
Джулиана услышала только отрывки первой части симфонии. Но они были и запоминающимися, и удивительно веселыми. Она не думала, что такая комбинация возможна, если бы не услышала это сама.
Йену совершенно не стоило волноваться за ее добродетель. Изредка Вильгельм вспоминал о ее присутствии и подходил, чтобы узнать мнение Джулианы о конкретном скрипаче или поделиться смешным комментарием о своей работе.
Джулиана подозревала, что именно так будут проходить ее вечера, если она выйдет замуж за принца.
Бывают судьбы и похуже.
А вот такую жизнь она, возможно, со временем даже полюбит.
Если нет и не будет другого мужчины, ожидавшего Джулиану у нее в комнате. Мужчины, который заставляет взволнованно биться ее сердце и лишает ее способности дышать…
– На сегодня достаточно, – кивнул виолончелисту Вильгельм.
Взмокший от усердия музыкант опустил руку и прислонился к инструменту.
Джулиана встала, стараясь не смотреть на дверь. Йен либо ждет ее в комнате, либо нет. Выворачивать голову бесполезно, только шея устанет.
Когда музыканты стали собирать инструменты, Вильгельм подошел к Джулиане. Лукреция перехватила ее взгляд и выскользнула из комнаты.
– Спасибо, что послушали, – сказал Вильгельм.
– Для меня это было удовольствием, – улыбнулась в ответ Джулиана, – вашей дочери понравится.
– Правда?
Джулиана не знала, к чему отнести его вопрос, к ее собственному удовольствию или к удовольствию его дочери, поэтому просто кивнула в ответ. И то, и другое было справедливо.
– Знаете, она слепая, моя Грета. Она слепая с рождения. – Герцог внимательно наблюдал за реакцией Джулианы.
Джулиана, немного смущаясь, встретилась с его взглядом. Чего он ждет? Весь вечер она старалась говорить правильные вещи. И делала все правильно. Она контролировала свое поведение в каждой ситуации. И очень устала.
– В таком случае вы не думали подарить ей щенка вместо котенка? Она может выучить его приходить на зов. У одной из моих старых нянек была собака, которая подбирала все, что та роняла. Это было бы удобно.
По лицу Вильгельма разлилась медленная улыбка, искренняя и неуверенная одновременно.
– Значит, вы не допускаете, что Грета туго соображает?
– Вы сказали только, что она слепая.
Герцог взял руку Джулианы и поднес ее к губам. Его губы были теплыми и твердыми, поцелуй – нежным, но внутри у Джулианы ничего не шелохнулось. Ничего не воспарило, ничего не перевернулось, все осталось на месте.