Кому нужна ревизия истории? Старые и новые споры о причинах Первой мировой войны - Миле Белаяц

Многие современники ничего не знали о вышеописанных запоздавших усилиях Министерства иностранных дел и отдельных профессоров. По-видимому, в неведении пребывали и отдельные находившиеся за рубежом дипломатические представители.

В апреле 1929 г. редактор «Новой Европы» Милан Чурчин обратился к общественности, прежде всего к осведомленным современникам, с призывом серьезно взяться за сбор свидетельств и документов, освещающих вопрос, который уже целое десятилетие активно обсуждался во всем мире. Речь шла об ответственности за начало Первой мировой войны. Чурчин не мог смириться с молчанием, которое воспринималось как согласие с австрийскими, германскими и всеми прочими ревизионистами, настаивавшими на том, что официальная Сербия была виновата в Сараевском покушении и, следовательно, в развязывании войны: «Некоторые наши “нерадивые патриоты” и журналисты-оптимисты все еще верят или, по крайней мере, твердят, что никого больше не интересуют разные “писульки” о причинах войны, вину за которую немцы переложили бы на Сербию и Россию, на Францию и Великобританию или хотя бы разделили со всеми ими. Они говорят, что этот вопрос раз и навсегда решен в Версале в результате подписания мирных договоров. Однако, как мы видим, мировая общественность не перестает обсуждать его, рассматривать со всех сторон и в мельчайших подробностях. Поэтому литература об ответственности за мировую войну или о причинах мировой войны, а также обо всем, что с этим связано, огромна. Не просто опубликованы отдельные номера журналов, посвященные этой проблеме, а имеются и публицисты, и ученые “специалисты”, которые ничем другим не занимаются, кроме этого вопроса»[261]. Перечислив все, что предпринимала Германия и о чем писали союзники, Чурчин подробно остановился на работах американских историков.

Неуслышанными остались адресованные сербским политикам просьбы Сетона-Уотсона озвучить свою позицию и подкрепить ее соответствующими документами. Британский исследователь, работавший в то время над книгой «о Сараево», предостерегал, что «мировая общественность снова заинтересовалась Сараевским покушением» и «Белграду пора уже понять, что дальнейшее молчание будет восприниматься как признание вины»[262]. Только в 1926 г. Пашич, поссорившись с Л. Йовановичем, заявил, что тот солгал, будто правительство или отдельные министры знали о покушении[263]. Чурчин приветствовал слова Пашича, хоть и сказанные с опозданием. Самой лестных оценок загребского публициста удостоились английское и сербское издания книги Уотсона «Сараево» (1926).

В 1929 г. Чурчин указал на новые моменты – на вредоносную деятельность югославских апологетов Германии и Австрии – Богичевича и др. Милана Шуфлая, а также на злорадство Вегерера в связи с невыполнением Сербией обещания издать собственную «Синюю книгу»[264]. Шуфлай и англичанка Эдит Дарэм, написавшая собственную книгу про Сараево[265], ставили под сомнение научную ценность работы Уотсона. Ну а Богичевич штамповал книгу за книгой[266], из которых наибольшее отторжение вызывал трехтомный памфлет «Сербская внешняя политика» (Die Auswаrtige Politik Serbiens, I, II, III, Berlin, 1928–1931). Основным аргументом бывшего сербского дипломата был тот, что он якобы кропотливо собирал документы сербского правительства, которые прихватил с собой в 1915 г.

Следует признать, что на некоторые события сербская пресса все-таки реагировала. Так, речь рейхспрезидента Гинденбурга, произнесенная им во время открытия мемориала в Танненберге 18 сентября 1927 г., удостоилась острой реакции французских и сербских изданий. Последние «возвращение к решенному раз и навсегда вопросу военной ответственности» осудили как ревизионистский «шаг назад и пробуждение духа старой вражды», как «опасный обман, подпитывающий реваншистские настроения масс». Отповедь Гинденбурга гласила: «Отвергаем, все слои немецкого народа отвергают обвинение в том, что Германия виновата в начале величайшей из войн!». Затем отставной фельдмаршал повторил официальный тезис Веймарской Германии о том, что в 1914 г. война носила не агрессивный, а сугубо оборонительный характер. Поэтому день подписания Версальского договора для Гинденбурга был «днем скорби»: «Германия подписала договор, но не согласилась с тем, что германский народ виноват в начале войны. Это обвинение не дает нашему народу успокоиться. Оно препятствует установлению доверия между народами»[267].

Одним из первых о настораживающих тенденциях развития общественного мнения Германии в связи с «виной за войну» сообщал журналист, публицист и пресс-атташе Станислав Винавер. В начале 1920-х гг. из-под его пера вышли материалы, объединенные заголовком «Брожение в Германии»[268].

Наряду с важными статьями, вышедшими в «Новой Европе»[269], и работами межвоенного времени, посвященными организации «Млада Босна», следует упомянуть и книгу Станое Станоевича «Убийство эрцгерцога Франца Фердинанда» (Сараево, 1924). Современники упрекали автора в том, что он выступал с позиций организаторов Салоникского процесса и не внес вклад в подлинное освещение столь болезненного вопроса. В кругу ревизионистов сочли, что автор выразил официальную позицию югославского правительства[270].