Уроки магии - Элис Хоффман

Мария прекрасно знала, что о ней думают, и, проходя мимо домов, проводила палкой по заборам. Лязгающий звук напоминал воронье карканье и вызывал холодок в спинах горожан. Двери плотно захлопывались, с дребезжанием закрывались окна. Улица мигом опустела.

Она стояла перед домом с черными ставнями и стучала в дверь, выкликая Джона Хаторна. Никто не ответил, и Мария забарабанила изо всех сил, сломав маленькую косточку в руке, всегда болевшую потом в сырую погоду. Со смертью Кадин внутри ее словно что-то перевернулось. Теперь Мария знала, что неправильно поняла увиденное в черном зеркале. Может быть, она даже одержала победу: хоть Мария и была служанкой, Джон увидел в ней нечто большее. Так, по крайней мере, ей представлялось. Она оказалась словно под водой, зачарованная, влюбившаяся в любовь. Прежде Мария видела, как это происходит, сотню раз, когда сидела в темноте, слушая советы, которые Ханна давала приходившим к ней женщинам. «Что для тебя важнее: этот мужчина или ощущение, что ты кому-то нужна?»

Джон был в гостиной и слышал, как его звали по имени. Оно прозвучало как заклинание, сначала имя и фамилия, потом в обратном порядке. Он не появился. Мария заглянула в окно и увидела силуэт женщины, Руфи Хаторн, ожидавшей появления второго ребенка, как она надеялась, еще одного мальчика. Сердце Руфи бешено стучало: она умела распознать ведьму, когда видела ее. Даже маленький сын Руфи догадался, кто она. А теперь эта женщина достала из своей котомки странную черную книгу и стала что-то из нее читать. Ее губы быстро двигались. Руфь знала: в этих книгах таится сила, поэтому она тайно изучала буквы, чтобы научиться читать Библию. Но женщина, стоявшая у двери, была чрезвычайно искусна в чтении, и поэтому даже опаснее, чем Руфь вначале думала. Она спрятала сына в платяном шкафу, велев сидеть тихо.

– Если женщина в черном платье позовет тебя – не ходи с ней, – сказала она Джону-младшему.

Руфь никогда ничего не требовала для себя, да и вообще не привыкла повышать голос, но теперь она в раздражении крикнула мужу:

– Да подойди же сюда! Она ведь тебя высматривает!

Мария услышала крик Руфи за запертой дверью.

«Ладно, – подумала Мария. – Ему все-таки придется выйти ко мне. Он должен будет признать, что Фэйт – его дочь».

Руфь так перепугалась, что больше не решалась выглядывать из окна, вывесив обращенное на улицу зеркало, чтобы обезвредить любое колдовство, которое ведьма будет на нее насылать. Мать Руфи была родом с запада Англии и учила ее народной медицине. Руфь держала эти знания при себе, поскольку муж их не одобрял, но сегодня вечером решила принять ванну с солью и уксусом, чтобы очистить себя и увериться, что греховные мысли к ней не пристанут. Однако Мария не питала к ней неприязни, только жалость. В самом деле, они были как сестры. Если бы они поместили рядом свои руки вверх ладонями, обнаружили бы одинаковую линию любви до их середины. Дальше линии расходились.

«Вот как он будет обижать тебя, а ты – винить себя, такое вечное блаженство тебя ожидает, открой глаза, и ты все это увидишь!»

Услышав, что Руфь требует от него поговорить с Марией Оуэнс, Хаторн в ярости вошел в комнату. Разве он виноват, что его околдовали? Он жертва в той же мере, что и библейский Адам, соблазненный и согрешивший.

– Почему ты не прогнала ее? – спросил он жену.

Руфь бросила на него отчаянный взор, но он настаивал на своем.

– Это женская работа. Просто отошли ее прочь, как торговца-разносчика.

* * *

Прошептав молитву, чтобы защитить себя, Руфь приоткрыла дверь. Она носила серое платье и чепец, покрывавший голову. Руфь была хорошенькой, бледной и смущенной, но прежде всего она была напугана.

– Он сказал, что ты должна уйти, – сказала она Марии. Ее голос был тих и слаб, едва слышен даже ей.

– Я здесь не для того, чтобы тебя обидеть. – Мария почувствовала, как у нее в горле что-то сжалось. Руфь оказалась не такой женщиной, которая способна разбить сердце соперницы, вовсе не той, которую Мария ожидала увидеть. – Пожалуйста, пойми меня. Я не знала о твоем существовании.

– Прошу тебя. – Руфь зажмурилась, словно могла таким образом заставить эту темноволосую красавицу исчезнуть. Люди говорили, что у Марии серебристые, как у кошки, глаза, и Руфь не хотела их видеть. – Не причиняй нам вреда.

Мария взяла Руфь за руку, и та тотчас открыла свои бледно-голубые глаза. Они ощутили тепло друг друга. Мария разжала пальцы. Она лишь хотела, чтобы эта женщина ее услышала.

– Пусть он скажет это сам, – сказала Мария. – Тебе не будет от этого никакого вреда.

Руфь вошла в дом, прикрыв за собой дверь. Ее сердце сильно билось. Ей было немногим больше девятнадцати – дитя, оставшееся без матери, а теперь и сама мать единственного сына Джона Хаторна. Любимая матушка, когда их с отцом Руфи высылали в глушь Род-Айленда, на прощание шепнула ей на ухо:

– Не доверяй никому, кроме себя.

Настороженный Джон ожидал жену. В тот вечер он выглядел старше своих лет, и Руфь видела, каким станет ее муж, когда постареет, – красота его исчезнет, юмор станет мрачным. Человек, призванный судить других. Когда делаешь жизненный выбор, меняешь свою судьбу. Взгляни на свою левую руку и увидишь, как изменяются линии сообразно тому, каким ты стал.

– Ну и что? – спросил он.

В четырнадцать лет Руфь была ему благодарна за то, что он взял ее в жены, потому что она осталась одна и не знала ничего, кроме этого городка. Вязы с черными листьями, улицы, мощенные кирпичом, дома с деревянными ставнями, поля, куда прилетают вороны, чтобы полакомиться зерном, гавань, где лодки рвутся на ветру с привязи, бесконечные зимы со снежными заносами. В первую ночь, когда они были вместе, Джон велел ей закрыть глаза и молиться, а после не плакать, чтобы не прогневить Господа. Она все делала, как он сказал, в ту ночь и потом, но теперь подняла на него глаза.

– Она будет разговаривать только с тобой.

– И в этом твоя вина, – пробормотал Хаторн.

– Но и твоя, – осмелилась мягко возразить Руфь.

В конце концов он надел плащ и с мрачным видом вышел из дома. При ярком свете Кюрасао Хаторн толком не разобрался, кем была Мария, но сейчас вполне ясно ее видел. Ему доводилось слышать о подобных созданиях, пребывавших как бы вне Божьей опеки. Говорили, что они способны разрушить людскую душу и осмеять любые приличия. Сумасбродное поведение его жены было еще одним доказательством власти Марии.

– Ты не должна была сюда приходить, – отругал он непрошеную гостью, зная, что за ними наблюдают соседи. В этом городе за всеми следили.

– Только трус просит жену о том, что сам боится сделать.

– Мы не должны ссориться. Ничего хорошего из этого не выйдет.

– Однако ты приходил ко мне достаточно часто. – Слова Марии заставили его покраснеть. – И ни разу не сказал, что у тебя уже есть жена.