Сотерия - Яна Бендер

Проснулась я уже лежа в кровати, в комнате с задернутыми шторами и теплыми бежевыми стенами. Герман спал рядом. Я снова прикрыла глаза, чтобы побыть еще немного в сладком забытьи.

– Охотно, очень охотно я проведу с тобой эту ночь, – послышалось мне сквозь дремоту.

Это был голос Германа. Он шептал мне на ухо. Я улыбнулась, открыла глаза, а он уткнулся носом в мою шею и легонько поцеловал.

– Как же долго я тебя ждал…

– Двадцать лет.

– Нет, целую вечность!

05.08.2006 – суббота

9.45.

Я проснулась, умылась, выпила кофе.

«И в клинику не ехать… Жаль!» – подумала я, глядя в окно на свой город.

Я собрала сумку, спустилась на стоянку, завела машину в надежде забыть о Германе у родителей.

«Нет, не прокатит, – эхом раздалось в моей голове, – мне нужен мамин совет!»

10.20.

Я подъехала к воротам родительского дома. Папа встретил меня и загнал мою машину в гараж, туда, где находилась и его.

Мама стояла у плиты и что-то готовила. Когда я зашла в дом, то почувствовала великолепный аромат ванили, корицы и фруктового чая.

В духовке запекалось мясо в горшочках, а на столе красовался пирог.

– Кушать будешь? – спросила у меня мама.

– Конечно! – воскликнула я и разместилась за столом.

11.00.

После «второго завтрака» я села на диван рядом с мамой. Папе позвонили с работы, и он был вынужден отъехать.

– Как у тебя дела? – беспокоилась мама.

– Неплохо.

– Как там твой пациент?

Я вздрогнула, словно иглой пронзили оголенный нерв, а за окнами тихого дома раздались взрывы снарядов и артобстрел.

– Что такое? – удивилась мама.

– Идет на поправку. Уже разговаривает.

– Меня беспокоит твоё отношение к нему…

– Мам, – я не знала, что должна говорить, поэтому решила полностью ей открыться, – я влюбилась. Всерьез и надолго. Я провожу рядом с ним дни и ночи. Мы всё время вместе: и во сне, и наяву. Я не знаю, как это можно объяснить, но меня тянет к нему, словно к запретному плоду… и его ко мне. Я знаю, осознаю каждой своей клеточкой, что он способен утянуть меня на самое дно черной, беспросветной, греховной бездны, но в то же время, только ему под силу подарить мне белоснежные крылья, которые мне обламывали другие. Он готов сжечь меня в пламени страстей, но в этот же миг ему под властны мои самые глубокие печали, которые он отдаляет от меня одной своей улыбкой. Мы искренне любим друг друга. Он даже переживает за меня больше, чем я за него. Для меня это какая-то неведомая, бесконечная глубокая тьма, в которую, как ни странно, я хочу окунуться с головой, броситься в омут, чтобы наверняка не выплыть из его красочных фантазий. И, предугадывая твои слова, скажу: нет, мама, он не псих. У психов нет чувства сострадания, которое присуще ему. Он – нормальный человек.

– Мне кажется, ты слишком запуталась: то он дает тебе крылья, то сталкивает в черную бездну…

– Нет, наоборот. С каждым днем я всё больше убеждаюсь в том, что без него не смогу. Но…

– Что еще?

– И днём, и ночью приходиться думать лишь об одном – как спасти его из ада, в котором нет котлов, ведь вместо них аминазин и прочие транквилизаторы, а черти носят белые халаты…

– Чем я могу тебе помочь?

– Ничем. Спасибо, что выслушала.

Она обняла меня.

22.30.

День протянулся и казался вечным. Как я могла перестать думать о Германе? Никак.

Наконец-то я отправилась в спальню, чтобы утонуть во сне. Я ужасно по нему соскучилась. Мне нужна была очередная доза его.

22.42.

Он подхватил меня на руки, встав из-за стола и подбежав ко мне.

– Я так соскучился! – прошептал он мне в ключицу.

– Я тоже… – обхватив его шею, призналась я.

– Пойдем, нужно тебя переодеть.

Он внес меня в свой дом, поднял наверх, в спальню, усадил на кровать, распахнул шкаф.

– Что бы тебе подобрать? – задумчиво произнес он.

Рядом со мной на кровати оказалась гора рубашек, футболок…

– Как тебе это? – он показал мне одну из своих маек. Она была явно велика.

Я поёжилась.

– Что не так? – удивился он. – Как платье сойдет.

– Нет. Мне не нравится, – призналась я.

– Ладно, капризулька моя, – он вытянул из кучи одежды белую рубашку. – Закатаем рукава, сделаем пояс.

– Давай дальше.

– Дальше, так дальше, – согласился он.

Герман протянул мне футболку черного цвета, на которой был изображен огромный белый череп.

– Тебе понравится, – заключил он.

– О, да… – с восхищением произнесла я.

Он отвернулся, я сбросила порванное платье и натянула предложенную мне одежду. Она была достаточно длинной, что казалось, будто это не футболка вовсе, а туника.

– Ну вот, другое дело, – обрадовался он, увидев меня в новом облике.

Я убрала волосы в заколку, обулась и посмотрела на него.

– И что, мне теперь в этом виде ходить? – уточнила я.

– Знаешь, я своего рода оставил на тебе знак, что ты принадлежишь мне и находишься под моей защитой.

– В общем, теперь все будут думать, что мы с тобой…

– Это уж их проблемы. Пускай думают, что хотят.

Я улыбнулась ему, и мы вместе убрали вещи с кровати.

Когда мы вышли на улицу, вся компания была в сборе. На столе стояли кружки, но Лорд наливал в них вино, а не чай, как это было обычно.

– Что празднуем? – удивилась я, обнимая одной рукой Германа.

– Твое преображение, – ответил мне хозяин этого мира.

– Странный повод, не находишь? – садясь на свое привычное место, отметила я.

– А существование этой вселенной ты странным не считаешь?

– Я к ней уже привыкла.

– Прости, Герман, я немного опоздал! – раздался знакомый голос за моей спиной.

– Вот, моя маленькая, я даже твоего друга пригласил, – обратил творец этих фантазий моё внимание.

Элим прошел и сел наискосок от меня. Герман взял свою кружку.

– Дорогие мои друзья, гости, – он посмотрел на охотника, – и прочие… Вчера моя девочка, единственный лучик солнца в этой ледяной пещере повзрослела. К сожалению, накануне нам не удалось отметить это, поэтому давайте сделаем это сегодня! За мою малышку!

Все эти радостные возгласы Германа меня сейчас мало интересовали. Я смотрела на Ангелину, которая устремила печальный взгляд на своего господина. Как же мне было её жаль! Все веселились, но ей было не до веселья. Она устало смотрела на меня и Германа.

К ночи многие гости были порядком пьяны. Мне надоели все эти нетрезвые лица,