Портрет второй жены - Анна Берсенева

– Юра, а что это за человек говорил с тобой у Маргариты Семеновны?

Он посмотрел на нее каким-то отрешенным взглядом, словно не слышал вопроса или слышал не вопрос, а только ее голос, потом тряхнул головой.

– Бандит, – ответил он нехотя. – Обыкновенный бандит, вор в законе.

– Как это – вор в законе? Почему же он там был? – растерялась Лиза.

– Да очень просто. Это ведь модно теперь – иметь в друзьях или хотя бы в знакомых бандита, престижно. И полезно. А он, можешь себе представить, порвал со своим прошлым, проникся духом христианства. На храм Христа Спасителя жертвует, вот как трогательно. Интервью недавно давал по телевизору – говорит: оттого, что я перестал быть вором в законе, я ведь не стал плохим человеком. Вот так.

– Но… Чего же он от тебя хотел? – спросила Лиза и тут же испугалась своего вопроса – точнее, испугалась услышать ответ.

– В Думу предлагал избираться. Он же еще и в Госдуме депутат. У них там разборка была в Подмосковье, убили одного из их фракции – наехали просто из-за долгов, никакой политики. Место вакантно, он меня и приглашал. Притом бесплатно, вот какое доверие. – Юра взглянул на Лизу и засмеялся. – Да ты не бойся, ничего опасного. Поговорили и разошлись.

– А ты не хочешь в Думу?

– Зачем? За мной прокуратура не охотится. И вообще, я сам люблю делать свои дела, без их грязной крыши. Да ну их к черту, Лиза, о чем мы говорим!

Но он тут же замолчал, словно оборванный им разговор был спасительным щитом, без которого они должны были бы говорить о другом – и не могли…

Они пошли дальше по аллее и, перейдя дорогу, оказались у входа в маленькое кафе, расположившееся в бывшем парадном.

– Зайдем? – спросил Юра.

– Зайдем.

Лиза немного успокоилась, когда они оказались в ярко освещенном небольшом зале и сели за деревянный стол с букетом мелких роз посередине.

– Что тебе взять? – спросил Ратников.

– Все равно, я не хочу есть. Возьми то же, что и себе.

– А я-то как раз хочу! Проголодался в гостях. Здесь картошка есть с грибами, хочешь? Ну, и я тогда не буду.

– Нет-нет, – возразила Лиза. – Ты поешь, какая разница, хочу я есть или нет?

– Да просто… – ответил он. – Мне так нравится делать что-нибудь вместе с тобой. Я тебе этим не надоел еще?

– Юра, ну что ты говоришь? – расстроилась Лиза. – Как ты можешь мне надоесть?

– Очень просто, – ответил он. – Но мне это было бы тяжело.

По его лицу она видела, что он не рисуется и не пытается ее увлечь. В какой-то момент ей даже показалось, что он сдерживает себя, чтобы не стараться увлечь ее…

«Как странно, – подумала она. – Почему он не уверен в себе сейчас, разве такое с ним бывает?»

– Закажи картошку с грибами, – улыбнувшись, попросила она. – И мне тоже.

Они вышли из кафе, когда короткая летняя ночь опустилась на город. Но даже в эти часы Москва не засыпала окончательно: прохожие фланировали по Тверской, девочки снимали клиентов у ресторанов и прямо у мостовой, целовались на ходу парочки и бродили подозрительные мускулистые парни, окидывая гуляющих изучающими взглядами.

Лизе всегда становилось легко и весело, когда она оказывалась на этих улицах. Точно пузырьки искристого вина покалывали ее кожу, и даже перед подозрительными типами она не испытывала страха.

– Ты, наверное, любишь Москву? – спросил Юра, взглянув на нее.

– Да. Я ее сразу полюбила, мне даже не верится сейчас, что я всего три года как приехала. Да еще ведь год в Германии… А ты разве не любишь?

– Люблю, конечно, – ответил он. – Но мы выросли не в городе, и я этому очень рад. Почти в деревне, хотя, конечно, дача не деревня.

– Мы – это кто?

– Ну я, Сережа и… И Юля, моя жена, – закончил он. И словно для того, чтобы говорить дальше, добавил: – И Саша Неделин. Но он позже появился, нам тогда уже по шестнадцать было.

– А кто это – Саша Неделин? – спросила Лиза; она тоже не хотела упоминать о Юриной жене. – Он в Москве сейчас?

– Нет. Наверное, уехал. Не знаю.

Она поразилась тому, каким замкнутым стало Юрино лицо. Но из-за чего? Из-за того, что разговор зашел об этом Саше Неделине? Или о Юле?..

Лизе всегда было легко говорить с Юрой, но сейчас она чувствовала, что их разговор все ближе подходит к тому моменту, когда больше не скрыться будет за ничего не значащими темами, – и она боялась этого момента. Она не произнесла этого вслух, но Юра спросил:

– Ты устала, Лиза?

Она ничуть не устала, но его вопрос показался ей спасительным.

– Наверное, пора домой, – ответила она. – Я думаю, ты устал больше, чем я.

– Я редко устаю, – возразил Юра. – То есть я устаю, конечно, но только тогда, когда делаю не то, что хочу.

– А разве такое бывает?

– К сожалению. Хотя я стараюсь этого избегать. Как же я мог сегодня устать? Сейчас я тебя отвезу.

Он говорил отрывистыми фразами, потом подошел к обочине и остановил машину.

До Лизиного дома доехали быстро. Перед тем как выйти из машины, Юра попросил водителя:

– Минутку подожди, сейчас поедем на Котельническую.

Они остановились у самого подъезда. Лиза чувствовала, что не прерывается между ними та нить, которая связывает их мгновенным пониманием, – но сейчас именно это мучило ее.

По Юриному лицу она видела, что он чувствует то же самое. Они понимали друг друга, и это мешало им расстаться сейчас и не позволяло не расставаться…

– Лиза, я… – Он замолчал, точно споткнулся.

– Не надо, Юра, – сказала она. – Тебе не надо растравлять свою душу.

– А тебе? Я виноват перед тобой, и я это понимаю.

– Но в чем же, Юра? Оставь это, тебе ли в чем-то себя винить!

– Ты понимаешь, о чем я говорю… Но я не могу сказать больше ничего.

– Эй, командир, так едем или остаемся? – крикнул водитель. – Ты быстрей давай думай, время – деньги!

Не оборачиваясь к водителю, Юра взял Лизину руку, поднес к губам.

– Все, – решительно сказал он. – Больше не буду. Спасибо тебе!..

Он пошел к машине стремительной своей походкой. Лиза вошла в подъезд, собрав все силы, чтобы не обернуться.

Единственное, чего боялся в своей жизни Сергей Псковитин, было смятение. Он и сам не определил бы точно, что называет этим словом. Это было какое-то непонятное состояние души, из-за которого люди совершают необъяснимые и неадекватные поступки, ломают собственные жизни и перестают себя контролировать.

С ним такого почти не случалось – во всяком случае, в последние пятнадцать лет. И Сергей знал: он сам сделал все для того, чтобы волна необъяснимого не могла сбить его с ног. Знал он и то, что многим ради этого пожертвовал, ограничив свою жизнь определенным кругом занятий и желаний. И он дорожил собственной душевной и житейской устойчивостью.