Ничего не планируй - Морган Мэтсон

– Она нарисовала то, что произошло.

– Про автомобильный коврик? – Я снова посмотрела на экран. – Да там может быть что угодно.

– Ставлю двадцать баксов, – отрывисто сказал Майк, и в его голосе слышалась злость. – А ведь она обещала…

– Давай не будем делать поспешных выводов, – возразила я, садясь в машину. – По крайней мере, давай посмотрим, что будет дальше.

– Вау, ты встаешь на ее сторону. Я невероятно потрясен.

– Майк… – начала я, но не стала продолжать, потому что он повесил трубку.

Мне хотелось, чтобы брат ошибался. Хотелось, чтобы мама этого не делала. Но Майк почувствовал это с самого начала, и история разворачивалась почти так же, как это описывал он, а закончилась его – точнее, голого Марка – пробежкой по кухне (в версии «Центрального вокзала Грантов» он прервал вечерние посиделки книжного клуба).

Вечером, после выхода последнего выпуска сюжетной линии, позвонил Майк. Я как раз разгружала посудомоечную машину. Папа ответил на звонок и перевел его на громкую связь – он всегда поступал так, когда звонил кто-то из нас, чтобы мы все вместе могли поболтать.

– Это Майк, – объявил он, и мама оторвалась от газеты, которую читала за кухонным столом. – Привет, сынок, – сказал папа. – Как…

– Она там? – спросил брат дрожащим голосом – он говорил так, когда сильно злился и пытался это не показывать. – Мама там?

– Я здесь, – отозвалась она, вставая из-за стола. – Ты в порядке?

Майк коротко рассмеялся.

– Нет, мамочка, не в порядке. Как ты могла так со мной поступить?

– Что она сделала? – спросил папа.

– Комикс, – тихо произнесла я.

– Да, комикс, – донесся из телефона голос Майка, который стал еще громче и задрожал сильнее. – Мама, я же просил тебя не рисовать это. Я специально просил тебя…

– Да что там? – нахмурившись, спросил папа, а потом надел очки и принялся листать газету.

– Автомобильный коврик, – пробормотала я. – И… обнаженка.

– Дорогой, я уверяю, никто не придаст этому большого значения, – сказала мама, наклонившись поближе к телефону. – Просто, когда я упомянула об этом в издательстве, им понравилось. И я решила, что раз нам все это показалось забавным – даже ты смеялся…

– Потому что это личное, – огрызнулся Майк. – И я не хотел, чтобы это вылезло на публику. Почему тебе так трудно это понять? Ты хоть осознаешь, что это моя жизнь? Что это не только материал для твоих сюжетов?

– Майк, думаю, тебе нужно успокоиться, – сказала мама, переглянувшись с папой.

– Успокоиться? Ты только что разрушила мою жизнь своим комиксом!

– Я ничего не сделала!

– О, правда? Ну, догадаться же нетрудно. Родители Коррин читали твой дурацкий комикс. И они поняли, что произошло. Она разругалась с ними, а затем просто бросила меня. – Голос Майка дрогнул на последних словах.

Мы обменялись взглядами с папой. Мне не нравилась Коррин – никому из нас не нравилась – но я не хотела, чтобы они расставались. Только не так.

– О, дорогой. – Мама побледнела и прикрыла рот рукой. – Я не… – Она сделала глубокий вдох. – Давай я позвоню Нельсонам? Попробую все объяснить?

Она посмотрела на меня, и я видела искреннее сожаление на ее лице, словно до этого момента она даже не осознавала, какими могут быть последствия.

– Ага, – сказал Майк, и его голос сочился сарказмом. – Еще не хватало, чтобы ты исправляла то, что сама заварила.

– Майкл, – отложив газету, сказал отец. – Я понимаю, ты расстроен, но ты не можешь так разговаривать со своей матерью.

– Отлично, – сказал тот. – Тогда я не буду этого делать.

И положил трубку.

Замерев на месте, я смотрела на стрипы, которые висели передо мной, хотя Дэнни уже отправился в следующую галерею. Легко предположить, что в вымышленном мире «Центрального вокзала Грантов» на этом все и закончилось бы. Но в жизни дела обстояли иначе.

Майк перестал разговаривать с мамой, но ее не покидала уверенность, что скоро он успокоится. Примерно в то же время к выпуску готовили новый сборник ее комиксов, и журналист из «Ю-Эс-Эй Тудей» попросил нас всех рассказать о трогательных моментах из «Взросления Грантов». Я отправила ему по электронной почте небольшое письмо, предварительно согласовав все с мамой, и выкинула это из головы, пока не увидела интервью в нижней части первой полосы раздела «Ю-Эс-Эй Тудей Артс».

По-видимому, Майк решил воспользоваться беседой с журналистом национального издания и выложил все чувства. Он рассказал, как ненавидит, что мама выворачивает нашу жизнь наизнанку на потеху публике. Как его не покидает ощущение, что в комиксе из него хотят сделать идеального сына, хотя все совершенно не так. Как он ненавидит быть Грантом.

В тот же вечер после выхода статьи я тихо сидела на лестнице, чтобы меня никто не увидел, и слушала, как Майк ссорился с родителями. Папа предполагал, что, возможно, журналист переиначил его слова, и дал брату шанс оправдаться. Но когда Майк подписался под каждым словом, ссора переросла в скандал. Я не слышала, что говорил Майк, но по крикам папы и плачу мамы поняла – он ничего не собирается исправлять и уступать.

Мы все злились на Майка, но я больше всех. Мы все понимали, почему он расстроился, но считали, что он перегнул палку, рассказав «Ю-Эс-Эй Тудей» о том, как ненавидит нашу семью.

Я все еще надеялась, что в конце концов все уладится. Что скоро мы забудем об этом или хотя бы сделаем вид, словно ничего не было. Но даже после того, как Линни попыталась их помирить, они отказались извиняться друг перед другом и все еще не разговаривали. А потом брат остался в кампусе на все лето. Он утверждал, что будет ходить на летние курсы и уже договорился с общежитием. Когда наступила осень, он написал папе короткое электронное письмо, что с того момента начнет сам платить за колледж, уже нашел себе работу и оформил студенческий кредит. Когда Дэнни написал ему в групповом чате, насколько проблемной может стать выплата кредита, Майк ответил: ему не нужна помощь, связанная с «Центральным вокзалом Грантов». Это напоминало холодную войну между ним и родителями, которая лишь обострилась, когда он не приехал домой ни на День благодарения, ни на Рождество.

И чем дольше продолжалось это противостояние, тем сложнее было понять, когда оно закончится. Казалось, расстояние между братом и родителями – особенно между ним и мамой – становится все больше и больше, словно это какая-то пропасть, через которую нет моста, а берегов не видать, и все забыли, что однажды ходили на другой стороне.

Я огляделась – Дэнни уже добрался до конца выставки. Тогда я поспешила к нему. По пути мельком увидела вестибюль и Брук, стоящую по другую сторону ленты. Она осматривалась по сторонам, явно пытаясь понять, куда подевался Дэнни.

Я могла бы позвать ее, или помахать, или просто указать в ту сторону, где стоял брат. Но я развернулась и, не оглядываясь, пошла к Дэнни. Я же не так много просила, просто провести немного времени со своим братом на выставке, посвященной искусству нашей мамы. Брук подождет еще пару минут. Как только я подошла к Дэнни в конец экспозиции, на его лице заиграла непринужденная и беззаботная улыбка. На стене оставалось пустое место, подготовленное для последнего выпуска.