Ложные приговоры, неожиданные оправдания и другие игры в справедливость - Тайный адвокат

Чтобы потом разбиться прямо о скалы.

Свидетельская трибуна – это средоточие человеческой безысходности. Именно на этом замкнутом квадратном метре, обитом дубом, свидетель за свидетелем, потерпевший за потерпевшим столетиями рассказывали незнакомцам-присяжным напротив них историю своей жизни, наполненную невообразимыми страданиями и невзгодами. Именно эта свидетельская трибуна играет центральную роль в судебном театре, что наглядно демонстрируется нам в кино и телевидении. Предполагаемая жертва дает под присягой показания о совершенных в отношении нее противоправных действиях, и выясняется вся правда, раскрывается ложь, льются слезы, порождается и тает надежда и трещит по швам доверие.

Порядок для каждого потерпевшего, как правило, один и тот же. Дав показания полиции, они ждут месяцами, если не годами, чтобы избавить себя наконец от обиды, которая омрачает каждую секунду их существования. Их будет держать в курсе – или же на почтительном расстоянии – отдел помощи свидетелям, который станет постепенно их оповещать по мере подготовки дела за закрытыми дверями прокуратуры. Счастливчики попадут на «день открытых дверей», и им устроят предварительную экскурсию, однако для большинства первое посещение суда состоится в день слушаний. Потерпевшие попадают в суд через боковой вход, оказываясь в руках волонтеров, которые формируют судебную службу помощи свидетелям. Их угощают горячим напитком, пока их представляет обвинение и выдает для изучения копию их показаний. И тут шоу начинается. Пострадавший, щурясь от яркого света, заходит под лучи софитов зала суда и нерешительно встает за свидетельскую трибуну, чтобы принести присягу. Иногда от стресса они начинают запинаться – хотя далеко не так часто, как приносящие присягу присяжные – и поглядывают на окружающих: судью в фиолетовых одеяниях слева, присяжных прямо перед ними, облаченных в парики барристеров справа.

Если это мой свидетель, то я неизменно начинаю с одного и того же заученного напоминания:

– Я понимаю, что это может показаться странным, однако попрошу вас, отвечая на мои вопросы, обращаться к присяжным, – и демонстративно показываю на них рукой. – Очень важно, чтобы присяжные и Его честь услышали все, что вы скажете, так что, пожалуйста, говорите разборчиво и громко, – после чего слово предоставляется свидетелю.

Но не сегодня. Сегодня свидетельская трибуна пустует. Да и в самом зале суда, на самом деле, пусто. Он уже закрыт. Потерпевший по имени Мэтью сидит в помещении для свидетелей, что глубоко в подвалах суда, попивая свой пятнадцатый за день напиток и вежливо кивая, пока я, обвинитель, сняв парик, виновато объясняю ему, что его сегодняшние шесть часов ожидания прошли впустую: ни одного зала суда не освободилось, чтобы мы провели там наши слушания, так что их отложили.

Присяжным – а их целых двенадцать, также изнывающих от скуки в специально отведенных для этого помещениях, ожидая, когда освободится какой-нибудь зал суда, – придется подождать еще, прежде чем будут представлены доказательства его ограбления; прежде чем они услышат, как Мэтью схватили сзади в переулке рядом со спортзалом, куда он ходит, как он почувствовал у себя на лице ледяной холод лезвия ножа, а также опустошающее чувство беспомощности и – по совершенно необъяснимой причине – стыда, пока грабитель в капюшоне шарил у него по карманам, а потом убежал, скрывшись в осенней дымке с его айфоном в руках. Никто из присяжных сегодня этого не услышит. Мэтью вернется в суд восемь месяцев спустя на перенесенные слушания, и день повторится. С его ограбления прошло уже два с лишним года, и Мэтью не терпится дать показания против подсудимого, который, будучи пойманным с поличным с его телефоном на руках, в качестве защиты выбрал смехотворную и легко опровержимую версию, согласно которой Мэтью добровольно отдал свой телефон ему, абсолютному незнакомцу. Но делу, как я уже сказал, снова будет не суждено в этот день добраться до суда. Его снова отложат из-за нехватки у суда времени, а в третий раз, когда Мэтью попросят явиться в суд, он опустит руки, исчезнет, и я буду вынужден информировать суд, что обвинение сдается. В случае с Мэтью нет ничего необычного.

Другая неделя, другой суд, я выступаю на стороне защиты, представляя своего коллегу-обвинителя в помещении для свидетелей. Ей приходится объяснять пострадавшей от сексуального насилия под угрозой ножа, что обвинению не удалось добиться явки в суд других свидетелей, которые, в отличие от мало что успевшей разглядеть потерпевшей, могли в точности опознать в подсудимом нападавшего. Без их показаний основания для предъявления обвинений этому подсудимому отсутствуют, и в одиннадцатом часу дело закрывается. Это случается настолько часто, что адвокаты по уголовным делам все как один язвительно фыркают в ответ на лозунги политиков: «Поставим жертву на первое место». Не потому, что потерпевшие в уголовных делах не важны или не заслуживают внимания, напротив, они занимают в нашей системе чрезвычайно важное и завидное положение. Когда человек становится жертвой уголовного преступления, государство вероломно присваивает себе право заниматься возмещением ущерба, а также решать, должно ли – и если должно, то как, – осуществиться правосудие из-за причиненных человеку страданий, однако от потерпевшего по-прежнему ждут, что тот выйдет на баррикады, будет жертвовать своим временем и эмоциональной устойчивостью, чтобы помочь государственному обвинению. Когда же наше государство не обеспечивает жертвам преступлений должную защиту – когда оно оказывается не в состоянии обеспечить уважение и правосудие для тех, кто на это рассчитывает, тем самым теряя доверие этих людей, а вслед за ним и доверие всей общественности – то тем самым оно предает свои фундаментальные принципы. Без готового помогать потерпевшего редко когда можно привлечь преступника к ответственности. Защита интересов жертвы является вопросом как практичности, так и морального долга.

Пожалуй, мой скептицизм относительно лозунга «Поставим жертву на первое место» является следствием того безразличного отношения к потерпевшим со стороны государства, которое мы наблюдаем на практике. Несмотря на то что у нас сейчас имеется кодекс практических мер в интересах потерпевших, советник по делам потерпевших, комиссар по делам потерпевших, целевая рабочая группа по делам потерпевших (рекомендующая реализацию законопроекта в защиту интересов потерпевших в дополнение к кодексу практических мер по делам потерпевших, что было обещано всеми тремя основными партиями на выборах 2015 года), информационный сервис для жертв преступлений, программа установления контакта с жертвами преступлений, устав по взаимодействию со свидетелями, служба поддержки жертв преступлений, обязательство министерства юстиции перед жертвами преступлений, предусмотренное полицией и Королевской уголовной прокуратурой право потерпевшего потребовать пересмотреть некоторые принятые ими решения, программа предоставления услуг жертвам преступлений, группа по связи с потерпевшими, личное заявление потерпевшего и взыскание штрафов в пользу потерпевших, имеющаяся статистика говорит сама за себя: лишь 55 % людей, выступавших в качестве свидетелей или потерпевших по уголовному делу, готовы пройти через все это снова (2).