Коснись зари - Челли Кицмиллер

Открыв дверь в свою комнату, он увидел Лино, который, сидя в кресле, не спеша потягивал кофе.

— Я уже подумал, не случилось ли с тобой чего, — сказал он, внимательно разглядывая друга.

Глаза Хоакина вспыхнули, но его ответ прозвучал совершенно равнодушно:

— Я прогуливал Тигра — коню нужно было размяться.

Лино отставил чашку в сторону.

— У него дух его предшественника?

— Трудно сказать, он еще молод. Время покажет.

— Не забудь, ты обещал мне его первого жеребенка.

Хоакин снял жакет и расстегнул рубашку.

— Я не забыл. Но что, если от него родится только кобыла?

Глаза Лино подозрительно сузились:

— Ты обещал моего жеребенка кому-то еще?

— Нет. Я только подумал, что, если не будет никаких жеребят, ты должен приготовиться взять кобылу.

Лино ощетинился:

— Почему не будет жеребят? Первый Тигр произвел семь жеребят, второй — пять.

Хоакин развел руками:

— Никогда не знаешь наверняка.

В комнату внесли ванну, воду, завтрак, и это приостановило беседу. Хоакин отсчитал маленькой армии мальчиков чаевые и поспешил выпроводить их за дверь, затем, раздевшись по пояс, сел к столу и принялся за завтрак.

— Я разузнал, кто такой Хендерсон — он был начальником Сан-Квентина несколько лет назад, — небрежно сообщил Лино.

Хоакин повертел вилку в руке.

— Начальник, хм?

— Мейджер, очевидно, подкупил его, чтобы очистить тюремные отчеты.

— Это на него похоже. Интересно, где он взял деньги для взятки?

— Если верить сыщикам Уэллс-Фарго, из того, что он украл, далеко не все было найдено. Того, что осталось, вполне хватило и для его дорогого освобождения из Сан-Квентина, и для исчезновения отчетов.

— И что же, они планируют провести расследование?

Лино кивнул.

— Полагаю, оно уже начато. Лютера Мейджера должен навестить агент, если уже не навестил. — Его рот скривился в ухмылке. — Все, кажется, идет так, как мы рассчитывали. Между прочим, я встретил мисс Пейтон на балу прежде, чем там появился ты. Должен признать, она красива… — Лино замер в ожидании ответа.

— Разве? — безразлично произнес Хоакин.

— Да. Ты об этом не говорил. Ты также не потрудился упомянуть, что влюблен в нее…

Хоакин оттолкнул тарелку и встал.

— Друг мой, не пытайся изображать знатока человеческих душ — тебе это не идет. — Он стянул штаны и ступил в ванну.

— Ладно, не обижайся! — Лино тоже поднялся и направился к двери.

— Постой! Что случилось с Хоакином Карильо?

Лино замедлил шаги.

— Он умер в Канта. А в чем дело?

— Я думал, что он спасся.

— Нет, он не смог. Почему ты спросил?

— Я видел его вчера.

— Ты видел его? Это невозможно.

— В музее доктора Джордана, экспонат № 563. Только имя они написали неправильно — Хоакин Мурьета.

Лино опустил глаза.

— До меня доходили слухи о голове, которую рейнджеры обменяли на награду, но, клянусь тебе, я не знал, что это был Карильо. — Голос Лино задрожал. — Мы должны кое-что сделать для него…

— Я уже обо всем позаботился, друг. Теперь он покоится с миром.

— Просыпайтесь, Хеллер, просыпайтесь, откройте глазки. Вы спали достаточно долго. — Слова человека, склонившегося над ней, звучали все настойчивее. — Ну же, вы можете поспать и попозже. — Он тряхнул ее за плечи, затем обратился к слуге: — Чань Сун, спустись в кухню и приготовь мисс Пейтон травяной чай.

Глаза Хеллер не желали открываться, во рту жгло, в голове стоял туман; она не могла понять смысл того, что от нее требуют, хотя голос показался ей знакомым.

С трудом приподняв веки, она увидела смутное очертание мужской фигуры.

— Кто вы? — Голова ее кружилась от слабости. Хеллер попробовала глубже вздохнуть, но не смогла.

— Я помогу вам подняться. — Холодные руки сжали ее плечи.

— Нет, не надо, я сама, — запротестовала девушка, однако не смогла даже пошевелиться. Голова еще сильнее закружилась, когда мужчина, потянув на себя, схватил ее под локти и посадил. Хеллер зажмурилась и застонала. Единственное, о чем она могла думать, — являлся ли человек, помогавший ей, доктором, знакомым, или это был кто-то неизвестный.

Когда головокружение прошло, Хеллер еще раз попыталась приподнять веки. Сквозь ресницы она увидела Гордона Пирса, стоявшего рядом в напряженной позе. Что-то в нем показалось ей необычным — его волосы и одежда… Он выглядел словно уличный бродяга.

— Гордон?

— Наконец-то! Да, Хеллер, это я, и уже начал думать, что вы будете спать вечно!

Она почувствовала, как прогнулась кровать под его тяжестью.

— Что со мной? — Хеллер положила руку на горло, стараясь облегчить дыхание. — Где я нахожусь? Это больница?

— Не надо так волноваться, — произнес Мейджер, который теперь чувствовал себя гораздо спокойнее. — Вы вовсе не больны, но, полагаю, очень утомлены. — Он снова наклонился к ней и слегка коснулся губами ее щеки.

Хеллер подняла руку, чтобы остановить его, но было слишком поздно.

— Гордон! Что вы делаете?

Мейджер криво усмехнулся.

— Дорогая, вы просто поражаете меня. В первую минуту — соблазнительная чаровница, требующая моих поцелуев, в следующую — строгая бостонская чиновница. Это странно, хотя я бы сказал, и очень интересно и забавно. — Он издал низкий гортанный звук, похожий на рычание, затем наклонился к ней, и его губы сложились трубочкой. Однако на сей раз Хеллер сумела собраться с силами и дала ему пощечину.

Мейджер отпрянул, и в его карих глазах вспыхнул опасный огонек, а губы поджались. Он резко выпрямился и отвернулся, а когда снова посмотрел на нее, Хеллер почувствовала, что его поведение резко изменилось.

— Мне жаль оскорблять ваши чувства, но не находите ли вы, что уже немного поздно разыгрывать из себя святую невинность?

Внезапно Хеллер ощутила, как липкий страх начинает переполнять ее.

Мейджер вскинул брови.

— Разве вы не помните вчерашнюю ночь?

Она отчаянно замотала головой, и тогда он медленно, осторожно присев на край кровати, начал говорить монотонным голосом:

— Было приблизительно одиннадцать часов, когда я постучал к вам в дверь, чтобы принести извинения за свое поведение в музее. Вы пригласили меня войти, и некоторое время мы беседовали, а потом, когда я начал целовать вас, вы не остановили меня. Тогда я предложил оставить гостиницу и перебраться сюда, в мой дом. — Его губы растянулись в улыбке. — Мы выпили немного шампанского и… И потом любили друг друга.