Время, вперед! Гвардия будущего - Алексей Махров

Сразу после торжественной коронации в Успенском соборе на головы народа, как из рога изобилия, посыпались царские указы. Все репрессированные при Годунове и Грозном возвращены из острогов и поселений. Конфискованное имущество возвращено прежним владельцам. Выплачены все государственные долги, некоторые еще времен Ивана Третьего. Получили свободу все царские холопы. Объявили также полную свободу торговли и ремесел. Был разрешен свободный въезд и выезд из страны. Поступил также запрет на поиск и поимку беглых (Дмитрий прекрасно помнил, что большая часть его армии состоит именно из них).

Передавший нам последние новости Бэдмен добавил, что при оглашении этих указов стояла гробовая тишина. Такого никто не ждал. Но буквально на следующий день москвичей ждало еще одно потрясение. В город вошли пехотные полки. Посмотреть на это собралось больше народу, чем при въезде в Москву Дмитрия. С развернутыми знаменами, печатая шаг (научились-таки ходить в ногу, черти, причем без всякого «сена-соломы»), колоннами по четыре в ряд входили в столицу люди, полгода назад отчаянно бросившиеся в водоворот гражданской войны и сумевшие выбраться из него победителями. Горожан поражало буквально все – стройность рядов, непривычно легкие на вид ружья, одинаковые на всех, серо-оливковые мундиры странного покроя. Сначала по толпе прошел слух, что идут немцы. Но на реплики и вопросы зевак наши солдаты отвечали шутками-прибаутками на обычном русском языке. Я, Горыныч и Скопин-Шуйский ехали во главе колонны 1-го Ударного полка. Михаила знало в лицо большое количество народа, и появление воеводы рядом с нами породило массу самых нелепых слухов.

Царь Дмитрий Первый встречал нас у Кузнецкого моста. Эта выходка самодержца наверняка была грубейшим нарушением дворцового этикета. Подозреваю, что причиной выезда царя стало желание полюбоваться на верные ему войска. Здесь же, у моста, при всем присутствующем народе Дмитрий объявил о награждении братьев Винтеров поместьями и угодьями, деньгами и ценными подарками. Командиры батальонов Ударных полков были возведены в дворянство и тоже пожалованы поместьями. Все солдаты были жалованы тремя рублями, грандиозной по тем временам суммой.

Все понимали, что присутствуют при зарождении армии нового типа, призванной стать гарантом порядка царствования молодого государя. Воодушевление горожан и солдат не было показным. Казалось, ничто не предвещает бури.

Беда, как обычно, пришла неожиданно. Мы ждали восстания в мае 1606 года, а беспорядки начались уже в сентябре 1605. Нельзя сказать, что это событие было для нас полностью внезапным. Кое-какие приметы указывали на бурную деятельность братьев Шуйских с середины августа. Да и Михайло несколько раз предупреждал, что его дядьки готовят какую-то пакость. Так что караулы были усилены, отпуска отменены, войска приведены в готовность номер два. В принципе необходимые приготовления были сделаны, но ожидали мы все-таки небольших возмущений, с криками провокаторов на площадях, буйством оплаченных представителей плебса. Но Шуйские сумели нас удивить. События сразу приняли угрожающий характер.

Я проснулся ранним утром пятнадцатого сентября от резких, пронзительных звуков сигнальных свистков. Погодка была мерзопакостнейшая, шел сильный дождь. Наш лагерь на Воробьевых горах поднимался по тревоге. Изба, где располагался штаб и комнаты высшего комсостава, стояла как раз на месте смотровой площадки базовой реальности, и с этой точки было отлично видно, что в Москве разгораются несколько пожаров. А с веранды в подзорную трубу можно было различить движение серых масс по улицам.

За считаные минуты построенные в походные колонны полки уже выступили к городу, а я, Бэдмен, Гарик и Михайло Скопин-Шуйский все еще медлили садиться в седла. Мы вчетвером продолжали стоять под навесом на веранде, бессмысленно вглядываясь в залитую дождем панораму Москвы. Мы понимали, что момент, ради которого и была предпринята столь грандиозная акция, наступил. Но лично от нас теперь мало что зависело. Сейчас войска втянутся в уличные бои, и централизованное управление станет невозможным. Дело должна была решить выучка наших солдат и сообразительность наших офицеров.

Лето прошло спокойно. Еще в июне получив богатые подарки и деньги, вернулись домой помогавшие Дмитрию поляки и казаки. В Москве осталось только человек шестьсот-семьсот шляхтичей, в основном состоящих в личных дружинах Вишневецких и Мнишека. Иностранные наемники числом до пяти тысяч, получив задолженность по жалованью за несколько лет, были распущены. Большинство уехало из страны в поисках новых приключений, но человек восемьсот, немало обрусевших за годы службы в Москве, влились в Ударные пехотные и Драгунские полки Новой армии. Так теперь называли сформированные нами подразделения, общая численность которых дошла до тридцати тысяч. В июле командармом был назначен Михаил Скопин-Шуйский. Лагерь Новой армии расположился вне стен города, на Воробьевых горах, и был обнесен капитальной дубовой стеной, превратившей его в мощную крепость. В начале августа полотняные шатры и палатки были заменены на избы, так что теперь лагерь стал похож на довольно большой городок. Это впечатление усиливалось грандиозными (по местным меркам) зданиями Оружейного, Пушечного, Порохового и Полотняного заводов. Теперь у нас были свои ружья, пушки, порох, униформа, портупеи, седла, сапоги. А ниже по течению реки стояли конный завод и подсобное хозяйство. На следующий год мы планировали строительство Стекольного и Бумажного заводов.

К двум Ударным пехотным полкам прибавилось три простых пехотных, которые стали теперь отличаться от ударных не качеством солдат, а количеством и составом артиллерии. В ударных было три десятиорудийных батареи пушек и одна десятиорудийная батарея гаубиц, а в простых пехотных полках только по две десятиорудийных батареи пушек. Драгунских полков стало три, причем в их составе было по две шестиорудийных батареи пушек.

Официально эта сила готовилась для завоевания Крыма, но готова была дать отпор любому внутреннему врагу, посягнувшему на установившийся порядок. Но до сентября таких не нашлось. И тут сказывалось не только наличие мощной армии, но и проводимая Дмитрием внешняя и внутренняя политика. За несколько месяцев правления молодого царя страна буквально расцвела. Объявленные свободы промыслов и торговли создали новый средний класс купцов и промышленников. Освобожденные из кабалы крестьяне сумели вырастить невиданный урожай. А Дмитрий с нашей подачи сделал и вовсе невиданное – простил все недоимки, отменил все (!!!) подати и сборы, установив единый подоходный налог. И деньги рекой устремились в опустевшую после раздачи милостей казну.

Так что недовольных, кроме Василия Шуйского и его братца, практически не было. Но эти два прохиндея создали активность, как целая группа оппозиции. Наша агентура постоянно доносила о распространяемых Шуйскими слухах про самозванство нынешнего царя, про якобы нарушаемые Дмитрием православные обычаи, про готовящуюся свадьбу с католичкой. Одновременно Василий стал собирать болтающихся по лесам разбойников, прельщая их возможностью вволю погулять при мятеже. Хотя большая часть разбойников была разогнана рейдовыми группами драгун, но Шуйские все-таки смогли найти достаточное количество людей для своих замыслов.