Вирус - Цай Цзюнь

В воде было тело Сянсян.

Несколько ребят прыгнули в воду и вытащили тело.

Сянсян была мертва.

Она спокойно лежала в траве, глаза ее были закрыты, как у спящей красавицы. А ведь только вчера вечером она пугала меня рассказом о погибшей здесь девушке. Мне вспомнились ее слова, и я зарыдал.

Тело Сянсян унесли на носилках, я остался один на берегу. Вечер был тихий. Мне страстно захотелось услышать звук тех шагов. Но вокруг была тишина.

В протоколе о вскрытии Сянсян сообщалось, что она утонула в илистой воде. Но ведь Сянсян плавала лучше всех, и никто не мог понять, как это случилось. По закону останки Сянсян должны были кремировать на месте, и мы все приняли участие в траурной церемонии. Когда подошла моя очередь, я склонился к стеклянному гробу и посмотрел на Сянсян, покоящуюся внутри. И мне снова почудился ее нежный аромат.

Сянсян, Сянсян, Сянсян…

Я тосковал о ней.

Моим самым страстным желанием было, чтобы время обратилось вспять и позволило ей вновь стать живой.

Но такое невозможно.

Ежегодно в дни поминовения усопших – в праздник Цинмин и в день зимнего солнцестояния – я прихожу на ее могилу и приношу свежие цветы.

Сейчас ее лицо прояснилось в моей памяти, к тому же ожил ее аромат. Я опять ощущал благоухание. Теперь уже благодаря Розе.

Сянсян, Сянсян, Сянсян…

Средняя школа Наньху располагалась в здании советской архитектуры 50-х годов, втиснутом между домами старой застройки. В воздухе висел тяжелый смрад от мусора, гниющего в сточных канавах. Кругом грязь и запустение. Единственной более или менее чистой здесь была школьная спортплощадка.

Мы с Е Сяо вошли в здание, прошли по широкому коридору к директору, и тот проводил нас в школьный архив. Документы за 1966 год оказались в полной сохранности, но для нас они были бесполезны.

Директор школы, запинаясь, пробормотал:

– Хунвэйбиновские дела нельзя хранить в школьном архиве. В том году хунвэйбинами стали несколько сотен наших школьников. Они разделились на группы и двинулись в разные организации «делать революцию». Если вы надеетесь установить, кто именно пошел по адресу Наньхулу, дом сто двадцать пять, это все равно, что искать в море иголку.

– Нет ли здесь кого-нибудь, кто знал бы о делах того времени?

– Ну, все старые преподаватели уже на пенсии, сейчас их сразу и не найдешь. Боюсь, вам придется трудно.

– Директор, по-моему, наш преподаватель истории – учитель Юй – выпускник как раз 1966 года, – вмешалась в разговор заведующая архивом.

– Да, верно! Пойдемте, я провожу вас к нему.

Вслед за директором мы прошли в канцелярию. Директор обратился к пожилому мужчине, который читал здесь книгу:

– Уважаемый Юй, вы ведь выпускник нашей школы тысяча девятьсот шестьдесят шестого года. Товарищи из городского управления общественной безопасности расследуют дела того периода. Их интересуют хунвэйбины из нашей школы.

Учитель Юй поднял голову и растеряно посмотрел на нас. Потом он как-то собрался и невозмутимо сказал:

– Директор, я ничего не помню о делах тридцатилетней давности.

Директор покачал головой.

– Вы уж не обижайтесь, такой он человек – замкнутый, не любит общаться с посторонними.

Е Сяо многозначительно посмотрел на меня и обратился к Юй:

– Учитель Юй, нельзя ли все же ненадолго отвлечь вас? Давайте выйдем и поговорим.

– Я занят, готовлюсь к уроку, – раздраженно ответил тот.

– Извините, но это необходимо, мы расследуем важное дело. – Е Сяо твердо смотрел ему прямо в глаза.

Они молча сверлили друг на друга взглядами. В конце концов учитель не выдержал и отвел глаза.

– Ладно, выйдем, поговорим. А вы, директор, не волнуйтесь. Я согласен сотрудничать с органами.

Полутемным коридором мы прошли к выходу и оказались на спортплощадке. Я зажмурился. Солнечный свет ласкал мне лицо. У школьников был урок физкультуры.

Е Сяо заговорил первым:

– Учитель Юй, в шестьдесят шестом году вы были хунвэйбином?

– Да. Но разве сейчас это важно? Тогда все школьники были хунвэйбинами.

– Поймите нас правильно. Мы расследуем одно дело. Известен ли вам дом номер сто двадцать пять по улице Наньхулу?

Юй изменился в лице и хрипло переспросил:

– Черный дом?

– Что такое черный дом? – теперь уже переспросил я.

Учитель Юй ничего не ответил, только судорожно сглотнул и тревожно огляделся по сторонам. Он жестом предложил нам пройти на дальний край спортплощадки. Только там была зелень и земля не была вытоптана многими поколениями школьников. Здесь росли несколько высоких хвойных деревьев – куннингамий, уже отцветшие плодовые деревья, а земля густо заросла травой. Пробивающееся сквозь листву солнце камуфляжными пятнами расцветило наши лица. Медленно, как бы размышляя, Юй сказал:

– Это большой дом из черного камня. Он всегда такой мрачный, какой-то таинственный. В детстве я жил поблизости, мы тогда так и называли его – Черным домом.

– Учитель Юй, мы пришли именно по поводу этого дома. Думаю, вы о нем кое-что знаете. Расскажите, что вам известно. Мы хотим знать все, – сказал Е Сяо.

– Осенью шестьдесят шестого года я был учащимся выпускного класса этой школы. Подавляющее большинство ребят стало хунвэйбинами. Мы критиковали и боролись с учителями, писали большими иероглифами дацзыбао для большого спора, но многие считали, что одной школы для боевого задора недостаточно, и целая толпа хунвэйбинов пошла в Черный дом. Я тоже пошел, я же был одним из них.

Учитель Юй надолго замолчал. Затем он как будто приободрился и заговорил снова:

– Вы, нынешние молодые люди, не поймете атмосферы того времени. Тогда мы все были как безумные, особенно школьники шестнадцати-семнадцати лет. Очень многое мы понимаем только с возрастом. Мы пошли в Черный дом, потому что там размещалось много научных институтов, учреждений и контор, где работала интеллигенция. Тогда это называлось «большой базой буржуазии».

Мы ворвались внутрь и прогнали вон всех служащих. Противиться никто не посмел. Во всех помещениях на стенах мы написали дацзыбао. Наконец остался только подвал. Мы приказали вахтеру отпереть его и спустились вниз. Там была очень длинная лестница, мы очень долго шли по ней почти в полной темноте, вспомнить – и то страшно, но молодости свойственны горячность и отвага, мы кричали, что не боимся ни неба, ни земли. В конце концов мы спустились в подвал. Там мы обнаружили стеклянный гроб, а в нем лежала обнаженная женщина, совсем голая.